Любовь побеждает страх (часть 1)

Недавно в наш монастырь приезжала Фредерика де Грааф — врач-рефлексотерапевт Первого московского хосписа, духовная дочь митрополита Антония Сурожского. На встрече в духовно-просветительском центре «Ковчег» Фредерика говорила о том, для чего Господь попускает испытания и страдания, делилась своим опытом, как помочь людям перед лицом тяжелой болезни, на примерах из своей практики рассказывала, как преодолеть страх смерти и боль разлуки, и, конечно, цитировала наставления владыки Антония.

Быть наедине с собой

— Часто митрополит Антоний Сурожский говорил мне: «Стань сама собой». А на исповеди время от времени напоминал: «Спеши увидеть зло, которое в тебе еще есть, — того еще нет в Царствии Божием. Борись с этим злом не только ради себя! Ведь когда один человек переборол свое зло, меньше стало зла и тьмы в целом мире». Это тоже наша задача: изменять в себе плохое, чтобы в нашей жизни было больше света и любви.

Владыка подчеркивал, что со страхами и тревогами нужно бороться как со страстями. Потому что, когда в нас живет страх, для Бога не остается места. Но чтобы бороться, важно быть наедине с собой, а это одна из самых больших проблем сейчас. Никто не бывает внутри себя. Мы боимся увидеть свою пустоту, предпочитаем развлекаться с телефонами, компьютерами и так уходим от себя. Но без связи с самим собой мы никогда не увидим ни себя, ни Бога. Митрополит Антоний очень четко об этом говорит: «Господь на поверхности не бывает. На поверхности мы не встречаемся с Ним, только в нашей глубине».

 

 

 Поэтому мой самый главный призыв для вас — попробуйте каждый день, хотя бы по 15 минут утром и вечером, быть в молчании. И ничего не делать, ничего не хотеть, но быть внутри себя. 

Вы наверняка читали рассказ владыки о человеке, который чуть ли не каждый день приходил в храм и просто там сидел. Однажды его спросили:

— Дедушка, зачем ты приходишь сюда?

И старик ответил:

— Я смотрю на Него, Он на меня, и нам так хорошо…

В этом для владыки и состояла цель молитвы.

«Иди в мир, где люди не знают Бога»

— Самая большая наша тревога связана прежде всего со страданиями и возможной смертью. Однако важно думать об этом сейчас, задавать себе вопросы: что для меня значит, что мы все умрем? Какое у меня к этому отношение? Это крайне важно, иначе мы не сможем никому помочь. Болеющий и страдающий человек становится очень чутким, как ребенок, и хорошо чувствует, что происходит внутри нас, даже если мы улыбаемся. И если он видит, что стоящий перед ним человек сам боится, то сразу же закрывается и остается один на один со своими переживаниями и страхами.

 Работайте прежде всего над собой. То, что исходит из нас, важнее того, о чем мы говорим. 

Как мы относимся к жизни? Если в нас есть страх смерти, мы будем боязливы и будем жить трусливо: «А вдруг мне будет больно? А вдруг я умру?» Эти же вопросы задает и митрополит Антоний: «Живу ли я? Готов ли я на риск? Или я хочу просто уютно жить, пусть и в Церкви?» У него есть очень интересная книга «Христианство или "церковничество"», где он задает весьма пугающий вопрос: не является ли Церковь для нас прибежищем от мира, когда мы не выходим в мир, где отчаяние, страдания, где люди ищут смысл, но убегаем в Церковь и прячемся там от жизни; не строим жизнь на заветах Христа, но хотим, чтобы Христос жил по-нашему?..

 

Владыка часто повторял: «Иди в мир, где люди не знают Бога, где зло и отчаяние, там наше место». Но опять-таки мы можем идти к людям только в том случае, если в нас самих нет тревоги. Цитирую митрополита Антония: «Чтобы встретить страдания лицом к лицу, надо воспринимать жизнь смело и мужественно. Если мы считаем, что жизнь должна быть легкой, что страданиям нет места в ней, то очень трудно взглянуть в лицо страданиям. Но если я живу ради чего-то, если я готов умереть за что-то, если для меня существуют ценности большие, чем я сам, вещи более значительные для меня, чем то, что случается со мной, у меня есть опора. Я могу смотреть в лицо страданиям».

Я сама работаю в хосписе с тяжелобольными, умирающими людьми. И я всегда с замиранием смотрю на мам, которые из года в год день и ночь сидят со своими маленькими детьми без отдыха, без прогулок. Они даже не хотят кушать, потому что живут только ради своего ребенка.

Мне кажется, об этом нужно думать: есть ли во мне что-то такое важное, когда я могу забыть про себя? Владыка подчеркивал, что духовная жизнь начинается с отречения от себя, от своего мелкого «Я».

 

Найти в себе образ Божий

— Есть два типа «Я»: индивидуум и личность. Индивидуум — мелкое и эгоистичное «Я», которое думает только о себе, всегда противопоставляет себя другому, всегда самоутверждается. И пока в нас действует Я-индивидуум, мы не сможем сблизиться с другим человеком.

А вот личность, по словам митрополита Антония Сурожского, находит свою полноту и свою радость только в раскрытии своего первообраза. Первообраз — это образ Божий. Это печать Божия, которая в каждом из нас есть и которую мы должны найти. И помочь нам в этом может Евангелие. Владыка советовал читать Евангелие каждый день, ведь только в нем мы можем узнать себя во Христе. Читать и быть открытым. Наверняка одна-две мысли или фразы упадут нам в душу, согреют сердце, глубоко тронут.

Живите этими местами, потому что в них мы зачаточно уже едины со Христом, мы уже в гармонии с Ним. Если жить этими начатками гармонии, тогда свет покажет нам, где еще темно, осветит то неприглядное, что в нас еще есть.

Владыка советовал никогда не поступать против таких евангельских мест, потому что в них — та живущая в нас святость, которая созвучна с Богом. Противиться ей, по словам митрополита Антония, сродни самоубийству.

 Однако если мы будем верны этим местам, то начнем бороться радостно и вдохновенно. И тогда захочется познакомиться со Христом, стать ближе Ему. И тогда мы сможем идти по жизни с радостью и ликованием. Христос ищет Себе именно друзей! 

И вот так, сверяясь с Евангелием, можно познавать свое настоящее «Я». Потому что только настоящее «Я» может встретиться с собой, с людьми и с Богом.

 

Богатырь духа

— Я приведу вам пример человека, который не боялся встретить лицом к лицу боль и страдания. Его звали Георгий. В 60 с лишним лет у него началась саркома легких. Он задыхался и днем и ночью, много недель не мог спать лежа, только облокотившись на тумбочку. У нас с ним был хороший контакт. И я спросила Георгия:

— Как ты можешь переносить свои страдания?

Он ответил:

— Страдания? Я не страдаю. Я просто думаю о том, что после смерти буду стоять на коленях перед Христом и молиться за всех.

Это была цель его жизни, он не думал о своем страдании. Он лицом к лицу встречал приближающуюся смерть и всеми силами помогал принять ее и семье. Своему младшему сыну Юре он говорил так:

— Я скоро умру и буду на небе. И оттуда буду смотреть, чтобы ты жил как достойный человек, был достоин своего святого Георгия Победоносца.

Вот так он подготовил всех: и жену, и двоих дочек 17 и 19 лет.

Когда он уходил, вдруг, среди его вздохов и боли, раздался глубокий, сильный голос:

— Дети!

Даже претерпевая такие страдания, он думал лишь о своих детях. Вскоре после этого он умер. И лежал как богатырь, как победитель смерти. Георгий стал одним из немногих в моей практике, кто не пассивно принимал смерть, но активно и сознательно встретил всё с ним происходящее. Это пример того, как можно встретить кризис, тревогу, страдания, если внутри иметь духовный стержень.

 

Воспитание сердца

— Из-за происходящих в мире событий в нашей жизни тревог и страхов стало еще больше. И я вижу, как люди замыкаются, проявляют меньше сострадания, больше думают о себе и своем будущем. Здесь встает вопрос об открытости нашего сердца. Владыка называл это воспитанием сердца. Готов ли я воспитать свое сердце, чтобы быть уязвимым, беззащитным, принимать в себя каждого человека, каким бы он ни был? Вот как об этом говорил митрополит Антоний: «Готов ли я сострадать всякому человеку, которому больно, страшно, холодно, голодно, который ранен жизнью? Готов ли я сострадать, не разбираясь, прав он или виноват, оставив только один вопрос: страдает человек или нет?»

Но это требует от нас открытости и отсутствия страха. Сложно дать другому что-то основательное, если есть страх, что мне самому будет плохо и больно.

Сталкиваясь с серьезной болезнью, люди порой начинают задавать вопрос: «Почему Бог меня наказывает?» Это означает, что пациент становится в позицию жертвы. Но мне кажется, лучше интерпретировать этот вопрос: «Для чего?»

 

В Морозовской больнице мама несколько лет жила рядом с ребенком на искусственной вентиляции легких. Она часто задавала мне эти вопросы:

— Зачем? Почему так происходит? Это несправедливо и жестоко.

К сожалению, она не знает Бога, не знает Христа, Который распялся за нас. Что я могу ей ответить? Нет, это не жестоко? В таком случае можно только молчать и быть рядом. Эта мама много чего мне говорила, но через какое-то время вдруг сказала следующее:

— А вы знаете, всё равно я стала другим человеком. У меня теперь совсем другие ценности, чем до болезни дочери.

Владыка говорил, что болезнь нам дается для того, чтобы перестать суетиться, остановиться и посмотреть, что происходит в нашей жизни, в душе и что на самом деле важно.

Связь души и тела

— Митрополит Антоний называл болеющих и страдающих людей ранеными и подчеркивал, что человеку крайне важно выйти из позиции жертвы: «Проблемы раненого человека можно решить, только если этот раненый способен высвободиться из сетей эмоций: ненависти, негодования, горечи, сомнений в милосердии Божием и так далее. Ведь всё это не имеет никакого отношения к твоей ране, но только к той цепочке событий, которая к ранению привела».

Застревание в эмоциях негодования и ненависти мешает выздоровлению — необязательно выздоровлению тела, но выздоровлению души. Здесь следует сказать, что душа и тело очень связаны между собой. И что происходит в душе, часто отражается и на теле. Я приведу пример.

У нас в хосписе лежала, скажем, Анна. Ей было 16 лет. Саркома. Меня отправили к этой девушке, потому что медсестры не могли ее обезболить. К сожалению, ни ее, ни маму я совсем не знала. И это очень трудно. Поэтому я советую вам прежде всего постараться наладить контакт с новым больным: узнать его, картину жизни, кем он был раньше и так далее. Ведь когда есть доверительное отношение, только тогда больные могут открыть себя и открыто говорить о том, что лежит на душе.

 И также советую никогда заранее не думать, как и о чем будете говорить. Потому что это защита. Старайтесь зайти к человеку без защиты. "Не знаю, что сказать, уповаю на Тебя, Господи". 

Именно так я и вошла к Анне: «Господи, помоги, не знаю, как начать». Девушка с глубокими голубыми глазами, без волос после химеотерапии лежала на постели.

— Аннушка, — спросила я ее, — что было для тебя самым тяжелым в последние два года?

Она неохотно посмотрела на меня, но ответила:

— Кровь из носа.

Она была очень сдержанная, никогда не показывала, что происходит. Мама отказывалась говорить напрямую о ее болезни, хотя сама Анна знала и понимала, что умирает.

— Кажется, когда кровь идет из носа, ее не очень много, — спокойно ответила я.

И вдруг она закричала в гневе:

— Нет, ее было много! — и заплакала.

— Почему ты заплакала? — снова завела я разговор.

— Потому что я уже там была!

— А как было там?

— Хорошо, тепло, — сквозь зубы ответила она.

— А почему тогда ты так плачешь?

— Потому что я не хочу там быть! — крикнула она во весь голос и снова зарыдала.

На самом деле так выходили ее эмоции, потому что она постоянно их сдерживала, они не говорили с мамой о болезни и смерти. И к сожалению, тут же мама подошла к ней и стала ее успокаивать:

— Аннушка, всё будет хорошо, летом поедем на дачу.

Родные часто так поступают, пытаются отвлечь ничем не значащими фразами. Но у меня до сих пор перед глазами образ: в кипящем кувшине наконец сняли крышку, и пар начал выходить, но кувшин тут же закрыли. И представляете, у Анны тут же заболела рука: она просто не могла до конца высказать то, что происходило на душе, и это выразилось в физической боли в руке… Поэтому если вы будете рядом со своими близкими или со своими пациентами, постарайтесь увидеть, что происходит у них на душе, даже если они искусственно улыбаются и храбрятся, убеждают, что всё хорошо и они не боятся. Смотрите на глаза, на напряженность рук, на бессонницу, давление или раздражительность. Всё это говорит о том, что на душе неладно. И можно даже так и спросить: «Может быть, всё не так, как кажется?»

Итак, родственники и страдающий, умирающий человек — одно целое. И состояние души близких неизбежно влияет на состояние души и тела больного, поэтому нужно заботиться и о родственниках, обсуждать с ними, как они могут действенно помочь близкому своим спокойным присутствием.

 

Вы, наверное, знаете, что митрополит Антоний был врачом. Вот он со всеми умел найти общий язык. Однажды он пришел к женщине с раком груди. И вдруг она стала ему рассказывать, как она рада, что у нее нет ничего плохого. Он пробовал найти к ней ключи и так и сяк. А потом вдруг стал рассказывать ей о своей маме:

— Вы знаете, моя мама умирала от рака груди…

Он обстоятельно делился с этой женщиной, что и как они делали с мамой, как плакали вместе, обсуждали, что будет, и так далее. В конце разговора пациентка очень робко спросила митрополита Антония:

— А как Вы думаете, может быть, я тоже могу так относиться к своей болезни?

Иногда через третье лицо можно как в зеркале показать человеку, что с ним происходит. Такой подход помогает. Пациенты могут ничего не говорить, но где-то семя остается.

Очень трудно, когда человек не знает Бога. Как я уже говорила, нередко можно встретить отрицание:

— Я не верю в такого Бога, Который позволяет моему ребенку страдать. Я не могу принять такого Бога.

В этом случае лучше молчать и просто быть рядом. Но если человек все-таки верит, то можно поинтересоваться:

— А в какого Бога вы верите?

Нередко в глазах людей Господь предстает как Судья и Каратель.

 В этом случае можно не проповедовать, но просто поделиться своим опытом, что Господь прежде всего — Спаситель и Друг, и можно не бояться Его. Он всегда с нами, Он умер за каждого. Не оптом, но за каждого человека лично. Каждый человек уникален для Него. 

Об этом можно говорить. Иногда такие слова помогают сбросить страх и обиды на Бога.

Суметь отпустить близкого

— Если нет веры, что впереди есть вечная жизнь и всех нас еще ждет встреча, смерть становится невыносимой утратой. Родственникам сложно отпустить близкого, и порой они стараются как можно дольше удерживать человека на земле, пусть и с такими страданиями, «потому что это последний раз, когда я вижу его».

Я снова обращусь за примером из своей практики. Юный мальчик умирал от рака легких. Такой простой (хотел стать машинистом), но такой мужественный. Вот он исповедовался, молился.

Ему было очень плохо, и тогда решили перевезти его в другую больницу для переливания крови. Через пару дней он вернулся в хоспис, а на следующий день умер. Я пришла в хоспис к маме, которая сказала мне следующее:

— Ты знаешь, он приехал из больницы и всё равно задыхался. Мне было так больно за него, что я пошла в другую комнату и взмолилась к Богу: «Господи, сделай так, чтобы моему сыну было хорошо». Я вернулась к сыну и сказала: «Коля, вот так я говорила с Богом». А он ответил:

— Мама, наконец ты поняла.

Коля знал, что мама не могла его отпустить. При этом он сам был готов уйти: дал все распоряжения, что сделать для друзей, что и кому подарить, как одеть на похороны и так далее. Он был лицом к лицу со всем происходящим. Я должна сказать, что подростки очень мужественные. У них есть жертвенная любовь, когда они не думают о себе, но только о родителях. И это прекрасно. Я не раз такое видела. И совсем юные дети действительно жили ради родителей, чтобы им было легче.

В этом смысле очень важно задавать себе вопросы: «Что есть моя вера? Я в настоящей вере или в легковерии?» Если нет настоящей веры, когда придет кризис, мы не сможем устоять. Цитирую митрополита Антония: «Вера должна быть основана на личном опыте». На чем основана моя вера? Она передана от родителей? Или потому что это легко и приятно? Или моя вера настоящая, потому что я умею или стараюсь, по крайней мере, молчать, быть наедине с собой, чтобы в глубине встретиться с воскресшим Христом? Дальше цитирую владыку: «Вера, которая заключается только в том, чтобы без разбора, без критики, спокойно — потому что нет противоречий или нет внутренних запросов — воспринять то, что передано предыдущими поколениями, может легко распылиться, потому что она не основана на личном, живом опыте. И это чрезвычайно важно в наше время, потому что вера, основанная на опыте, может устоять; вера же, которая заключается только в том, что мы по наследству получаем какие-то понятия о Боге или о себе, или о мире, не может устоять». И это чрезвычайно важно, когда мы говорим про тревогу и про любовь.

Вера — это не только доверие, но и верность. Особенно верность перед трагедией, перед кризисом. Владыка иногда говорил: «Господи, я Тебя не понимаю, но доверяю». Действительно, он видел очень много горя. И при этом всегда был настоящим и правдивым с Богом. Он говорил со Христом как с Другом. Мне кажется, эту его фразу тоже можно говорить людям, которые переживают горе: «Мы не понимаем, почему так, но я знаю, что Христос есть любовь».

 

Продолжение следует…

Подготовила Мария Котова

Фотографии Максима Черноголова

26.11.2024