Сын за отца

Как-то на чаепитии сотрудников монастырского сайта, где мы делились историями своей жизни, я упомянул, что ясно понял, как не приспособлен к семейной жизни, только когда женился. На что брат Максим (руководитель видеостудии монастыря) поделился своей историей семейного воспитания и возрастания.

Брат Максим: До моей семейной жизни мое воспитание не предполагало, чтобы я брал ответственность за кого-то, заботился о ком-то.

Брат Алексей: Серьезно? Ты производишь впечатление человека семейного.

Брат Максим: До начала семейной жизни была другая картина: чистый эгоцентрик — мир вращается вокруг меня. Ну и так далее…

Брат Алексей: Такой большой подросток?

Брат Максим: Да, большой ребенок. Порой человек в самом себе не видит потенциала для родительства, для отцовства, но когда Бог дает тебе ребенка — Он видит в человеке потенциал. И если ты прилагаешь какие-то маленькие усилия, то Он восполняет недостатки. Ну вот такой пример в красках. Жена попросила: «Сделай шкаф в комнате». Я не обратил внимания. Еще раз: «Сделай шкаф». Я говорю: «Слушай, да я не умею делать шкафы!»

Брат Алексей: Ну да. Ты же не столяр.

Брат Максим: Я режиссер, какие шкафы? Она: «Сделай шкаф, ничего не знаю. Я тебе скажу, как делать, дизайн покажу». — «Какой я тебе шкаф сделаю? Отстань от меня». Проходит месяц или сколько-то — в общем, такой срок, что я уже забыл, как мне жена говорила сделать шкаф. Смотрю на этот угол и думаю: «А не сделать ли тут шкаф?» И как-то оно пошло-поехало, и я сделал шкаф. Потом сделал еще один шкаф, сделал второй, сделал третий, начал делать шкафы знакомым, а потом и на продажу.

Брат Алексей: Ничего себе, вот это благословение жены…

Мне еще очень понравилось, как ты про сына рассказывал — когда он приехал домой в увольнение из армии и почти с порога, так по-деловому оглядывая квартиру, сказал: «Так, тут плитку положим, тут это сделаем…»

Брат Максим: В сравнении, например, когда я приезжал в отпуск в молодости, — полная расслабуха, свобода.

Брат Алексей: Как все обычные молодые люди.

 

Брат Максим: А мы с сыном чай пьем, и он делится опытом, какие навыки приобрел в армии — плитку класть, бетонные работы, штукатурные работы. То есть он всеми отделочными работами в армии занимался. Там с гражданки кто-то уже имел опыт, и он под его руководством освоил всё это. А дальше ему уже самому офицерский состав ставил задачи, и он их реализовывал, мог брать помощника, делали ремонты в части. Ему это понравилось, и я его понимаю. Потому что когда я на даче что-то делаю по дому, мне это нравится. Так у меня уже возраст солидный, а в юности мне бы и в голову не пришло в родительской квартире плитку положить. И когда Игнат рассказывает, как ему это нравится, я говорю: «Я тебя понимаю. Когда ты делаешь что-то руками и видишь результат, это же классно!» Он отвечает: «Да, это классно!» Господи, хоть он это понимает. А вот моим следующим подросткам (у Максима пять сыновей. — Ред.) это пока непонятно.

 

Брат Алексей: Бывает встреча с человеком не проходная, а как встреча с Богом — на ином уровне взаимопонимания, взаимоотношения. Когда эта встреча происходит в сыне — это что-то библейское, патриархальное, ведущее преемственность от поколений.

Брат Максим: Для меня тоже это как открытие. Самое главное, что я увидел — у него личный духовный опыт появился, и это уже не детская вера, а вера взрослого человека. Такой сущностный момент, что он стал мужчиной. Одна из функций мужчины, кроме того, что он отец, — он еще воин. И вот эта армейская структура — без женщин, с четкой иерархией, дисциплиной — из расхлябанного юноши делает мужчину.

Брат Алексей: Это похоже на историю Исаака, когда Авраам повел его в гору на жертвоприношение. И тут в некоем смысле тоже жертвоприношение. Ведь сын действительно обновленным пришел.

Брат Максим: Радует, что надежда оказалась не посрамлена. Пока время не истечет, не знаешь, во что твое воспитание, все усилия повернутся, но надеешься.

Брат Алексей: Значит, заронилось зерно. По Достоевскому, очень важно, чтобы у человека было какое-то доброе воспоминание, вынесенное из детства, — оно может спасти его даже в самые критические моменты.

Брат Максим: Это такая большая радость — увидеть своего сына настоящим верующим человеком. Я даже не смог удержаться и позвонил мать Марии в Страстную Пятницу, чтобы поделиться, хотя понимал, что день неподходящий. Она послушала и говорит: «Не волнуйся». А у меня просто волны радости.

Брат Алексей: Человек родился в мир. Только взрослым.

 

Брат Максим: Да. Главное, что вся эта история началась гораздо раньше. В юности я под воздействием идей Льва Толстого отказался служить в армии. Получается, я уже был такой анонимный христианин, правда, нецерковный. Евангелие прочитал, в Бога верил, но без Церкви. И идеи Толстого, понимаешь, как-то в голове засели. Учился в политехническом, хотя осознавал, что это не мое. Пятый курс закончил — и призвали в армию. И я подумал: «Что я, всю жизнь буду бегать от армии, что ли? Если у меня есть убеждения, то я пойду и скажу то, что я думаю».

Брат Алексей: В военкомат, что ли?

Брат Максим: Да, пришел в военкомат и отказываюсь служить. Полковник начал выяснять: «Вы присягу отказываетесь принимать?» — «Нет, — говорю, — присяга тут ни причем. Вообще отказываюсь служить». Альтернативная служба, которая три года длится, на тот момент была заявлена в конституции, но не прописана ее реализация. Фактически ее не было. Ну и всё, начался суд.

Брат Алексей: Даже так? Да, ты действительно идейный человек.

Брат Максим: На суде я Куприна зачитывал, Толстого. Меня защищал адвокат из центра «Весна», который потом закрылся.

Брат Алексей: За идею такой был.

Брат Максим: Ну да, были убеждения. А еще перед этим судом (это тоже важный момент) я услышал, что мама навзрыд плачет. И как-то меня осенило: когда началась вся эта история, я думал только о себе, не думал вообще ни об отце, ни о матери, ни о родственниках. Так мне больно стало! Я вспомнил, что в Евангелии написано: «Если будете просить от Моего имени, дастся вам» (см. Ин. 16: 26). И я от имени Христа попросил: «Господи, помоги моей маме». Еще не успел до конца этой молитвы договорить, услышал, как она по телефону разговаривает, и ее подруга говорит, что она договорилась с генералом, что всё будет нормально, меня в армию не возьмут, судить не будут. В тот момент я даже испугался из-за того, что Бог, оказывается, так близко. Выхожу, смотрю — мама такая спокойная, как будто ничего не было.

Потом заново это всё закрутилось — суд продолжался. Я уже думал: «Что за ерунда? С кем я воюю? С государством, что ли? Бред какой-то. Ничего мой поступок не решит. Надо сдать назад, пойти служить. Я что, не мужик, что ли? Отслужу как-нибудь». Но такой внутренний голос: «Нет!»

Брат Алексей: Ничего себе.

Брат Максим: Я помолился, и внутри — «нет!» До этого я думал только о себе, а вот сейчас задумался о близких. Наверное, почувствовал, что в основе моего решения много гордости: как я, такая личность, буду подчиняться какому-то сержанту или лейтенанту? У меня такой глубокий внутренний мир — Ницше, Бердяев, Ван Гог там, мировой кинематограф, а я эту форму одену и буду подчиняться непонятно кому, непонятно ради чего. Это присутствовало. И тут такой голос: «Нет. Раз убеждения, иди до конца». А я уже как бы и не хотел…

Брат Алексей: …Бодаться с государством.

Брат Максим: Пошел на суд, дали год условно. А потом через какое-то время Конституционный Суд снял судимость.

Потом, когда кому-нибудь рассказывал, все реагировали: «Ну классно ты откосил!» А я ведь, вообще-то, не косил. Я же потом, когда ходил от монастыря в отделение к призывникам в РНПЦ психического здоровья, говорил: «Я вас понимаю. У меня вот такая интересная история была, связанная со службой в армии…»

В итоге мы с моей будущей женой пошли к отцу Андрею Лемешонку — духовнику монастыря. По дороге какая-то монахиня, такая светящаяся, нам сказала: «Как вас любит Бог!» Я тогда подумал: «На меня эти поповские штучки не подействуют».

Брат Алексей: Заманиха.

Брат Максим: Пришли к батюшке. Я всё рассказываю, а он говорит: «Я тебя понимаю». Думаю: «Подозрительно, сейчас начнет отговаривать…»

Брат Алексей: …Правильные вещи говорить.

Брат Максим: У меня уже аргументов куча, у Толстого они есть. А батюшка: «Я тебя понимаю». А потом сказал: «Я знал тех людей, которые в советской армии служили и крест не снимали. Они в армии были с Богом и свидетельствовали о своей вере. Это подвиг». На этом мы расстались. Я подумал: «И что? С одной стороны, он меня не осудил, с другой стороны, не поддержал».

 

Брат Алексей: И такое было первое знакомство с духовником обители?

Брат Максим: Я вообще не знал, кто это. Вообще, всё необычно было: монахиня — «Как вас Бог любит!» — первый раз в жизни нас видела с моей девушкой и всё такое…

На этом вся история закончилась. Потом я уже скорректировал свои толстовские ереси, убрал их. Постепенно стало появляться православное мировоззрение. Потом появились дети. Сейчас я бы пошел в армию, послужил даже — такая мысль была. Комично, конечно, будет смотреться: я, с бородой, пухленький, другое поколение — с этими юными солдатиками. Но пошел бы всё равно.

Брат Алексей: Настрой души уже такой.

Брат Максим: Знаешь, все-таки эта воинская составляющая в мужчине присутствует в том или ином виде. А когда такая теплохладная жизнь, где нет места подвигу, преодолению себя, где всё бытовуха — это тоже прибивает. Хочется чего-то героического, преодоления какого-то.

Ведь что важно: сперва сына комиссовали — у него сколиоз, искривление больше 19 градусов. Мы расслабились. Тем более время неспокойное — начало СВО. Потом он пошел на очередной медосмотр — сколиоз на два градуса уменьшился, и он сам сказал: «Всё, пойду служить».

Только потом я понял, что мне в этой же части предлагали служить, в которую он попал.

Брат Алексей: Сын за отца…

Брат Максим: Получается, он за меня служил в этой части. Как интересно! Тут еще такой жизненный поворот для меня оказался: я сына забирал в Страстную Пятницу и по дороге рассказал, что меня много лет назад уволили из монастыря тоже в Страстную Пятницу (сейчас я снова тружусь в монастыре).

А дело было так: я кино собирался снимать, но без всяких объяснений по почте пришло уведомление, что меня уволили, и это мне, понятно, было обидно. Для режиссера фильм — как ребенок. Но более обидно было, что мне не объяснили…

Брат Алексей: …По-человечески.

Брат Максим: Да, лично не подошел хоть кто-нибудь, чтобы объяснить. До этого у меня было ощущение, что я в семье, понимаешь, а тут из семьи выгнали. Вот это меня обидело. Я стоял тогда в кафедральном соборе на службе. У меня внутри это чувство обиды, и тут Страстная Пятница, Христа распяли… Стою, слезы льются — одно другое усиливает. Но, с другой стороны, тоже не могу понять — почему сегодня? И этот контраст — мелкие мои переживания и Страстная Пятница — чтобы я острее переживал? Почему так совпало, почему именно в Страстную Пятницу?

 

Брат Алексей: Старец Варсонофий Оптинский говорил, что многие события нашей жизни неслучайны. И на собственных примерах он показывал, как Промысл Божий действует в обстоятельствах нашей жизни.

Брат Максим: И вот теперь еду на Страстную Пятницу вместе с сыном Игнатом, забрав его из армии, и рассказываю ему, что меня в Страстную Пятницу когда-то уволили. А он говорит: «А меня, вообще-то, тоже уволили, только в запас». Ну да, думаю, интересное совпадение. Потом я понял, Господь открыл, что Игнат отслужил как бы вместо меня, как говорится, за себя и за того парня, вернее, за отца: в ту же часть попал, в которую меня хотели отправить, даже мотивировка у него была такая, что он готов служить, но не готов убивать. Но пошел служить, как батюшка говорил, с крестом, с православным миропониманием. И у меня было ощущение, что я служу вместе с ним, к тому же мы молились за него все дома. Еще он рассказал, что у него был товарищ очень похожий на меня — любящий такие же казачьи песни, алтарник из храма, он его поддерживал во время службы в армии. И звали его Максим, как меня. Удивительно.

Брат Алексей: Какие судьбы…

Брат Максим: Вот такая драматургия.

Брат Алексей: Кино в жизни…

Брат Максим: Да, реально драматургия. Потом у меня в голове всё сошлось, что мое увольнение с работы мне на пользу пошло. Я познал свою немощь и переосмыслил многое.

Брат Алексей: А ты не сломался, когда тебя накрыло, что у тебя забрали почти всё, чем ты жил на тот момент?

Брат Максим: Слава Богу, нет. Хотя, пожалуй, чуть-чуть сломался.

Брат Алексей: Да, тут есть момент. Продюсер фильма «Где ты, Адам?» протодиакон Александр Плиска в беседе с отцом Сергием Барановым упомянул, что в книге, написанной старцем Григорием из Дохиара, описывается история, которая является ключевой для афонской жизни. Суть той истории, как я понял, что когда ты потеряешь всё, чем ты жил (иногда это происходит с помощью людей довольно близких по жизни), то поселяется страх, неуверенность и «невозможность» обрести вдохновение, новое дыхание, чтобы жить и делать всё с прежней силой. И вот тут ключевой момент состоит в том, чтобы всё же суметь подняться, суметь преодолеть себя с помощью духовника, собственных усилий, благодати, церковной жизни…

Брат Максим: И я подумал, что моя ситуация с увольнением для того, чтобы я приобрел познание себя, своей никчемности, немощи — без Бога вообще ничего из себя не представляю. Новый путь вот с этого начался. Но еще это было за мой грех, за то, что я отказался в свое время служить Родине. Понимаешь? А почему на Страстную Пятницу? Чтобы я запомнил. Сложно не запомнить Страстную Пятницу. И я запомнил. А потом, когда Игнат сказал, что его тоже уволили — в запас, я понял, что грех свой, можно сказать, отслужил.

Брат Алексей: Отмолил.

Брат Максим: Меня удивила вот эта драматургия чисел, дат…

Брат Алексей: Событий, связанных лично с тобой, с сыном, жизненными обстоятельствами.

Брат Максим: Пришло понимание, что всё не просто так, что в жизни многое происходит промыслительно ради пользы человека.

Брат Алексей: Ну ты, конечно, глубоко копаешь.

Брат Максим: Просто я настолько был потрясен, когда у меня эти две Страстные Пятницы связались… Вот такая история.

Брат Алексей: История становления юноши.

Брат Максим: Как-то даже нас двоих.

Брат Алексей: Сын за отца…

Брат Максим: Сын за отца, юноша в мужчину, меня из папаши тоже в отца. Такая история.

 

30.07.2024