Новомученики и исповедники Соловецкие
10/23 августа Церковь празднует Собор новомучеников и исповедников Соловецких. Установил день их почитания Патриарх Московский и всея Руси Алексий II указом от 25 марта 2000 года.
Соловецкие острова в Белом море… Здесь воздух, камни, земля — всё пропитано святостью. Сюда сотни лет назад пришли святые подвижники для уединенной молитвы. В ХХ веке острова видели великое страдание советских политзаключенных. Миллионы мучеников здесь пострадали в годы большевистских репрессий. Сегодняшним паломникам и путешественникам, попадающим на Соловки, трудно представить, что в таких нечеловеческих условиях выживали люди, к тому же — лучшие люди России. Много жизней здесь оборвалось, много судеб поменялось, много обретено веры и произнесено искренних молитв.
История — великий педагог. Чему учит нас история Соловков? Самый важный ее урок в том, что свобода — внутри нас. Человек может быть свободным даже в тюрьме, в полной изоляции, на острове, отрезанном от мира, при одном условии: если он, этот человек, — с Богом. А теперь — немного об истории Соловецких островов и судьбах, связанных с ними.
Вид на Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный мужской монастырь
Соловки — святая земля
Порой словом можно лучше передать дух, звуки, оттенки — всю красоту природы. Человек с душой смиренной, открытой, даже в экстремальных условиях не может не замечать прекрасное. Писатель Борис Ширяев прошел ГУЛАГ, отбывал срок в Соловецком лагере. Вот как он написал о Соловках: «Дивный остров молитвенного созерцания, слияния духа временного, человеческого с духом вечным, Господним. Темная опушь пятисотлетних елей наползает на бледную голубизну студеного моря. Между ними лишь тонкая белая лента едва заметного прибоя. Тишь. Покой. Штормы редки на Полуночном море. Тишина царит и в глуби зеленых дебрей, где лишь строгие ели перешептываются с трепетно-нежными — таких нежных нигде, кроме Соловков, нет — невестами-березками. Шелковистые мхи и густые папоротники кутают их застуженные долгой зимой корни. А грибов-то, грибов! Каких только нет!..»
Шли годы, сменялись столетия, а природа оставалась той же, та природа, которая была свидетельницей разных событий.
XV век… Монахи Кирилло-Белозерского монастыря Савватий и Герман плывут в Соловецкую землю, желая уединения в молитве. Подобно первым отшельникам южных пустынь, они начинают свой путь уединения на диком русском острове. Монахи ладят себе келлию рядом с Секирной горой, воздвигают крест для молитвы. Вскоре и другие иноки прослышали о соловецких подвижниках. И потянулись на остров люди, для которых молитва была превыше всех благ. Сначала — монах Зосима, а потом и счет потерялся молитвенникам соловецким.
Писатель Борис Ширяев
Стали строить обитель. Было непросто: климат суровый, северный, морозы сковывают и движения, и дыхание. Да и летом нелегко: мошка, комары одолевают. Но строили, выживали, собирали грибы, ловили рыбу, сажали огороды, трудились, молились. В победах над тяготами славили Бога. И свои страсти побеждали. Непрестанная молитва за Русь Святую звучала и в храмах, и в кельях, и на каменистых путях, и на водах холодного Белого моря — везде, где появлялись подвижники. Одни уходили в вечность — приходили новые, принимали духовную вахту.
Сохранилось предание о том, как преподобный Зосима молитвой своей изгонял волков. И не стало их на острове: негоже на святой земле крови проливаться. Даже если это кровь животных, ставших добычей голодных хищников…
Икона преподобных Зосимы, Германа и Савватия Соловецких
Шли годы, проходили столетия. И явились на острове волки в человеческом облике. ХХ век… Молитва могла звучать лишь в душах людей. Уклад, что строился здесь поколениями подвижников, резко изменился. Пала великая Российская империя. Волей советских властей Соловки — земля, дышащая святостью, — стали лагерем смерти. Красный флаг над куполами Спасо-Преображенского древнего собора, конвойные на стенах… Жизнь лагерников сравнима лишь с адом. Труд непосильный до смерти — так коротко можно определить эту жизнь. В 1920-е годы лагерь стал частью системы советского «планового экономического производства». Но и до этого было в нем истреблено немало страдальцев-узников.
Жизнь заключенных на легендарном острове
Заключенных переправляли сюда на барже. Многие погибали в пути. Но те, кто добирался, являл собой печальное зрелище. Утомленные дорогой в скотских условиях, продрогшие, голодные, страдающие от жажды, после долгой тесноты и духоты наконец они сходили на берег, не зная, что их ожидает. Но многие были уверены: здесь их последнее земное пристанище. Край света, остров, сбежать с которого невозможно.
Прибыл так с баржей и будущий писатель Борис Ширяев. Может, и ему была судьба погибнуть, но он выжил, чтобы рассказать и описать то, что видел и пережил. Он помнил всё, что происходило на острове, с первого своего шага на землю Соловков.
«Здорово, грачи! У нас здесь власть не советская, а соловецкая!» — с этих слов начиналась перекличка новоприбывших. С горькой иронией начальника лагеря на Соловках заключенные называли «владыкой». «Владыка» — товарищ Ногтев — с помощником Васьковым проверяли списки. Бывало, выходит человек, чью фамилию только что выкрикнул Ногтев, — и падает замертво. По каменистой земле растекается кровь. Кого ждет следующий выстрел? Васьков зовет конвойного и приказывает убрать тело убитого. Вся партия проходит по перекличке, и каждый в ней человек — под страхом смерти. Так развлекались самодуры. На каждой перекличке Ногтев и Васьков расстреливали заключенного, а то и двух, для того, чтобы поселить страх в людях, истребить в них человеческое достоинство. Ведь страх парализует всё — и память, и желание бороться за жизнь, и даже совесть.
Руководство Соловецкого лагеря. Ногтев — второй слева в первом ряду
Уже после первой поверки узники лагеря понимали, что их жизнь зависит от настроения похмельных «властей». За «проступки» следовало наказание. А без проступков в лагерных реалиях прожить было невозможно. Норма выработки на лесоповале в день была такой: срубить и обтесать десять деревьев. Выполнить это крайне трудно. Если не хватает хоть одного обработанного дерева, могут закрыть без верхней одежды на ночь в голубятне. Дощатое помещение жестокой северной зимой превращалось в ледяной карцер. Утром охрана выносила из голубятни замерзшее тело… Летом «провинившегося» раздевали и оставляли связанным в лесу — «ставили на комарики». Северная мошка — гнус — оставляла от человека одни кости.
На Соловецкой каторге в первые годы существования лагеря население насчитывало от 15 до 25 тысяч человек. Около трети зимой умирало от истощения и болезней. Цинга, туберкулез были вечными спутниками заключенных. Случались и эпидемии: в 1926–27 годы сыпной тиф унес жизни более половины узников. Каждый год в лагерь приходило пополнение. В мае открывалась навигация и прибывали люди до самого ее закрытия. Поэтому к ноябрю численность населения увеличивалась. А суровая нещадная зима снова несла болезни, истощение, смерть.
Так жили на земле, созданной Богом для святости, люди, которых безбожная власть считала врагами. Эта жизнь оставалась за рамками действительности «нового поколения советских граждан».
Новые мученики
Кто же подвергался таким суровым испытаниям и столь изощренным издевательствам? Волей исторических судеб на острове вновь, как и в прежние века, звучала молитва и жили великие подвижники. Среди соловецких заключенных к 1926 году оказалось 29 архиереев Русской Православной Церкви! Все — исповедники веры. На Соловках в условиях лагерной жизни они создали орган церковного правления — Собор соловецких епископов. Иерархи Церкви и рядовое духовенство представляли собой высокоорганизованную группу заключенных. Во главе организации был правящий епископ Соловецкий.
Епископы Русской Православной Церкви в Соловецком лагере
В 1926 году Собор проявил крайнее мужество: написал знаменитое «Соловецкое послание» — обращение к правительству СССР. В документе было открыто заявлено о фактах гонения на Церковь, о том, что вдобавок к этому грубо нарушается Конституция вмешательством властей разных уровней во внутрицерковные дела: «…Подписавшие настоящее заявление отдают себе полный отчет в том, насколько затруднительно установление взаимных благожелательных отношений между Церковью и государством в условиях текущей действительности, и не считают возможным об этом умолчать. Было бы неправдой, не отвечающей достоинству Церкви и притом бесцельной и ни для кого не убедительной, если бы они стали утверждать, что между Православной Церковью и государственной властью Советских республик нет никаких расхождений. Но это расхождение состоит не в том, в чем желает его видеть политическая подозрительность и в чем его указывает клевета врагов Церкви. Церковь не касается перераспределения богатств или их обобществления, т.к. всегда признавала это правом государства, за действия которого не ответственна. <…> Это расхождение лежит в непримиримости религиозного учения Церкви с материализмом, официальной философией коммунистической партии и руководимого ею правительства Советских республик.
Никакими компромиссами и уступками, никакими частичными изменениями в своем вероучении или перетолкованиями его в духе коммунизма Церковь не могла бы достигнуть такого сближения. Жалкие попытки в этом роде были сделаны обновленцами… Православная Церковь никогда не станет на этот недостойный путь и никогда не откажется ни в целом, ни в частях от своего обвеянного святыней прошлых веков вероучения в угоду одному из вечно сменяющихся общественных настроений…»
В обращении епископы заявляли о том, что необходимо практически выполнить прописанное в Конституции разделение Церкви и государства и строго разграничить их сферы. Церковная свобода должна быть непоколебимой — мужественно заявляли авторы документа. Это был настоящий подвиг готовности принять венец мученичества ради Христа и Церкви. Подвиг ради правды и справедливости, предпринятый в узах, под угрозой жестоких наказаний и смерти.
Многие священнослужители окончили свои дни на Соловках. В стационаре на Анзере во время эпидемии от сыпного тифа скончался архиепископ Петр (Зверев). В историю вошла жестокость медперсонала лагерной медсанчасти, претерпел от нее и владыка. Епископ Иларион (Троицкий) был для соловчан духовным ориентиром и опорой. Его благодушие и всепрощение помогали другим нести тяготы и поддерживать веру. И владыка Иларион был сражен тифом. Болезнь настигла его на этапе, в дороге, когда переводили его из Соловецкого лагеря в Среднеазиатский. Скончался архиепископ в больнице пересыльной тюрьмы в Ленинграде.
Архиепископ Иларион (Троицкий) в Соловецком лагере, 1923 г.
Как уже упоминалось, и климат на Соловках тяжел, и условия в лагере были невыносимые. А кто-то стал узником и жертвой «Секирки» — страшного штрафного изолятора на Секирной горе, которая еще была и местом расстрелов. Прошел «Секирку» и полтавский батюшка Никодим. Борис Ширяев писал об этом простом священнике, ставшем духовником множества заключенных. Пожилому батюшке не присылали посылок, он не получал писем — быть может, никто из близких не знал его местонахождения. Это был старец, необходимый на Соловках каждому верующему. Для исповеди уголовников его проводили под видом актера на репетиции «ХЛАМа» — лагерного театра, чье название расшифровывалось так: «Художники, литераторы, актеры, музыканты»… В маленькие окошки келлий бывшего скита батюшку втаскивали на веревке. В камерах он быстро исповедовал уголовниц, обратившихся к Богу. А еще там ждали его фрейлины трех государынь.
Храм, где ночевали заключенные, не отапливался. Спали на холодном полу штабелями — в несколько рядов друг на дружке — чтобы теплее было. Однажды зимней ночью о. Никодим задохнулся или замерз, угодив в нижний ряд «штабелей».
Много и мирян лежит в братских могилах на склонах Анзера, у подножия Секирной горы, в соловецких топях… Разных сословий и должностей, званий и образования. Например, простой мужик Петр Алексеевич — человек глубокой веры и праведной, благочестивой жизни. Односельчане-старообрядцы после расстрела государя Николая II выбрали его… царем. Петр Алексеевич и в лагере на острове достойно, жертвенно «нес бремя государева правления». Например, по его приказу, даже просто по появлению «народного царя», оголтелые уголовники возвращали заключенным отобранные вещи… И этого праведника унес тиф.
Фото и данные заключенных на Соловках
Интересна судьба 70-летней старушки-фрейлины. Она смиренно принимала участь «каторжанки», ходила за тифозными больными в сарае-изоляторе и сама разделила их участь…
Несть числа святым страдальцам и подвижникам. Их имена знает Господь… Вот лишь часть из них — те, кого официально причислили к лику святых.
Священномученики
Александр Сахаров, протоиерей (†1927)
Александр Орлов, протоиерей (†1937)
Александр (Щукин), архиепископ Семипалатинский (†1937)
Амфилохий (Скворцов), епископ Енисейский (†1937)
Анатолий (Грисюк), митрополит Одесский и Херсонский
Антоний (Панкеев), епископ Белгородский (†1937)
Аркадий (Остальский), епископ Бежецкий (†1937)
Василий (Зеленцов), епископ Прилукский (†1930)
Владимир (Лозина-Лозинский), протоиерей (†1937)
Владимир Медведюк, протоиерей (†1937)
Герман (Ряшенцев) (†1937)
Дамаскин (Цедрик), епископ Стародубский (†1937)
Дамиан (Воскресенский), архиепископ Курский (†1937)
Евгений (Зернов), митрополит Нижегородский (†1937)
Захария (Лобов), архиепископ Воронежский (†1937)
Игнатий (Садковский), епископ Скопинский (†1938)
Иларион (Троицкий), архиепископ Верейский (†1929)
Иоанн Скадовский, священник
Иоанн Стеблин-Каменский, протоиерей (†1930)
Иосаф (Жевахов), епископ Могилевский (†1937)
Иувеналий (Масловский), архиепископ Рязанский (†1937)
Николай Восторгов, протоиерей (†1930)
Никодим (Кононов), епископ Белгородский (†1918)
Николай (Правдолюбов), протоиерей (†1941)
Онисим (Пылаев), епископ Тульский (†1937)
Петр (Зверев), архиепископ Воронежский (†1929)
Прокопий (Титов), архиепископ Херсонский (†1937)
Серафим (Самойлович), архиепископ Угличский (†1937)
Священноисповедники
Амвросий (Полянский), епископ Каменец-Подольский (†1932)
Афанасий (Сахаров), епископ Ковровский (†1962)
Виктор (Островидов), епископ Глазовский (†1934)
Николай (Лебедев), протоиерей (†1933)
Петр Чельцов, протоиерей (†1972)
Роман (Медведь), протоиерей (†1937)
Сергий (Голощапов), протоиерей (†1937)
Сергий (Правдолюбов), протоиерей (†1950)
Преподобномученики
Вениамин (Кононов), архимандрит (†1928)
Иннокентий (Беда), архимандрит (†1928)
Никифор (Кучин), иеромонах (†1928)
Преподобноисповедники
Никон (Беляев), иеромонах (†1931)
Мученики
Анна Лыкошина (†1925)
Вера Самсонова (†1940)
Владимир Правдолюбов (†1937)
Стефан Наливайко (†1945)
Материал подготовлен редакцией obitel-minsk.ru
01.02.2024