31 июля в нашем монастыре прошел показ документального фильма «Остров Буромского» о погибших полярниках и месте их захоронения, а также состоялась презентация проекта «Память Антарктиды» *.
Режиссер фильма Ольга Стефанова занимается темой Антарктиды уже 15 лет. Ее первая экспедиция состоялась в 2008 году, потом была зимовка на полярной станции. Всего в Антарктиде Ольга была семь раз и за это время сняла четыре полнометражных фильма.
«С момента первого захоронения прошло более 60 лет, за это время на кладбище никогда не было капитального ремонта. Наша команда из восьми человек шла в Антарктиду, чтобы сделать его впервые», — с этих слов начинается фильм о любви к своему делу, Антарктиде и другим людям.
После показа мы поговорили с Ольгой о том, как она впервые оказалась в Антарктиде, как ей пришла идея фильма, с какими трудностями довелось столкнуться и, конечно, о подвиге любви.
На показе фильма «Остров Буромского»
— На показе фильма ты сказала, что впервые впечатлилась Антарктидой, когда прочитала книгу про полярников. Помнишь, как она к тебе попала?
— Конечно, это была очень знаковая для меня ситуация. Она долго для меня была ответом на вопрос, как я попала в Антарктиду.
Дело было так. У меня была задумка сделать фильм в экспедиции. Мне казалось, что любая экспедиция очень кинематографична, она высвечивает человека и его качества. Ты в реальном времени видишь, что из себя представляет человек, как он меняется, как принимает решения, — и мне очень хотелось это заснять. Я тогда ничего не знала про Антарктиду и Арктику, высокие широты не были в зоне моего интереса и внимания. Я работала в программе «Дневник путешественника» на телеканале ТВ Центр и так попала на Сахалин и Курильские острова. Там во время сьемок нас отвезли в Южно-Курильск на действующий вулкан. Когда мы дошли до него, я так обалдела от этой красоты, что решила снимать кино в этой фактуре.
Так я вышла на вулканологов, которые как раз в ближайшее лето собирались на Курильские острова и милостиво взяли меня с собой. Я снимала про них кино, но у меня толком ничего не получилось. Они были хорошими людьми, конфликтов между ними не было, с любовью занимались своим делом, и ничего особенного с ними не происходило. А вокруг было столько потрясающей фактуры, что я на нее отвлекалась. Сернистый пар, медведи, попадавшие в кадр, лисицы, приходившие к нам и евшие из наших из рук, рыба, шедшая на нерест, и ее можно было ловить руками в ручье…Было столько всего, что я совершенно не смогла сфокусироваться на людях.
Нам пришлось заночевать на маленькой перевалочной базе для ночевки вулканологов, а одни из нар были заняты книгами. И один вулканолог, который был со мной, перебирая эти книжки, читал вслух названия: «"Трудно отпускает Антарктида" Санина, читала?» — спросил он. «Нет, не читала», — ответила я. «Держи! Прочитай. Эта книжка про то, что ты ищешь».
И когда я ее прочитала, поняла, что это действительно то, что я ищу — это мое кино, моя жизнь, мои люди. Я хочу прожить эту жизнь, я хочу ее снять.
Я была под огромным впечатлением от отношений между полярниками, их дружбы, взаимопонимания, преодоления трудностей. А ведь раньше мне казалось, что это ушедшее советское прошлое, что такого уже нет... Полезла искать информацию в интернете и оказалось, что в Антарктиде кипит жизнь: туда каждый год ездят полярники, там работает много стран, у каждой есть своя станция и не одна… Я стала погружаться в эту тему и уже мечтала попасть в Антарктиду, чтобы снять фильм о зимовке.
Антарктида, вид на бухту Ардли
Но я максимально оттягивала звонок в Российскую Антарктическую экспедицию, потому что на тот момент четыре российские женщины уже зимовали в Антарктиде, и я очень боялась услышать отказ. И в тот момент, когда тянуть уже было дальше некуда, у меня зазвонил телефон. На том конце провода был генеральный конструктор КБ им. Ильюшина Николай Дмитриевич Таликов. Он сказал, что ему посоветовали меня как документалиста. В тот год они собирались ставить рекорд в десантировании на станцию «Восток», и им хотелось бы, чтобы это кто-то снял.
Это был мой первый полет в Антарктиду, всего на пять дней, но за это время я подружилась с экипажем. И уже их попросила замолвить за меня словечко насчет зимовки. Они мне действительно помогли. Валерий Лукин, начальник Российской экспедиции, дал мне разрешение на зимовку после одного телефонного звонка. После зимовки вышел фильм, который Лукину понравился, мы стали дружить. И дальше Господь из года в год давал разные проекты, с которыми я возвращалась в Антарктиду.
— Когда ты попала в Антарктиду, в коллектив полярников, реальность совпала с твоими ожиданиями?
— Абсолютно. Когда я впервые ехала зимовать в Антарктиду, среди моего взрослого окружения было много людей, которые говорили: «Зачем ты едешь? Теряешь целый год жизни на этой зимовке! Что ты там забыла? Там только снег и лед». Лично у меня не было сомнений в правильности своего решения, но после того как я ступила на лед Антарктиды, было чувство абсолютной зашкаливающей радости. Ощущение, что это то самое.
Зимовка на Беллинсгаузене, 2010 г., фото — Виктор Перский
Помню, меня потрясло, что полярники очень часто говорили «спасибо». Умение людей благодарить друг друга за всё — это было так неожиданно. Или их желание друг друга чем-то порадовать, сделать какой-то маленький сюрприз, например, сбросить вместе с грузом — бочками с топливом — мешочек с гостинцем людям, которых не знаешь лично. Желание разнообразить жизнь, вызвать улыбки, поделиться радостью было настолько естественным, что это просто потрясало, в этом хотелось оставаться.
— Ты оставалась в Антарктиде год за годом, сняла три полнометражных фильма. И вот как корреспондент программы «Вести» ты первый раз попадаешь на остров Буромского, где похоронены полярники. Видишь, что захоронения запущены, саркофаги проржавели, таблички с именами выцвели. Когда ты решила, что нужно привести их в порядок?
— Я хорошо помню этот момент: я оказываюсь на кладбище, снимаю репортаж, вижу это запустение. Со мной рядом начальник экспедиции Владимир Александрович, и я ему говорю, мол, как же так? Он ответил, что не доходят руки, денег не хватает на живых. Кладбище никто не видит, оно далеко, туристов нет, иностранцы не прилетают. Тут только вопрос совести, который всегда решался не в пользу погибших людей. И в тот момент у меня было ясное чувство, что надо что-то придумать.
Захоронения погибших полярников на острове Буромского до реставрации, фото — Петр Никитин
Я приехала домой. Это был год, когда умер мой крестный брат отец Вячеслав. Каждый день в тот год мы молились на панихиде, поминали его, на его могиле всегда были живые цветы, туда можно было приехать поплакать, поговорить с ним. Я понимала, почему и зачем это нужно и важно, как это соединяет тот свет и этот. И на этом фоне кладбище на острове Буромского — голые скалы, ржавые саркофаги. В них похоронены ребята, многие из которых даже моложе меня и к которым ни жена, ни мама, ни сестра не доедут…
Я рассказала об увиденном своей крестной маме Ирине. Она меня благословила заниматься этим, мы добавили в помянник строчку «обо всех, похороненных в Антарктиде» и стали молиться. И когда мы начали молиться, ко мне стали приходить истории погибших полярников.
— А когда пришла мысль снимать про это фильм? И как у тебя сформировалась основная тема фильма, его «скелет»? Что было важно им сказать?
— Сразу же. Это была обязательная составляющая этой работы. Мало было привести кладбище в порядок, нам было важно сохранить память об этих людях, узнать, кто это. Быть погибшим при исполнении, лежать в Антарктиде — мне кажется, перед Богом это много. А я частенько слышала от полярников, что не все из погибших герои, что часто была нарушена техника безопасности, и отношение к ним было как будто чуть-чуть пренебрежительное. Но мне не верилось, что так может быть, что люди, пришедшие в Антарктиду, выполнявшие свои служебные обязанности, погибли из-за халатности. И когда я начала раскапывать их судьбы, узнавать от их жен и близких, что это были за люди, смотреть их фотографии, стало очевидно: всё было иначе. И каждая новая история, каждая новая найденная семья была доказательством, что это неправда. За каждой гибелью есть история человека, влюбленного в свое дело, неслучайно оказавшегося на этом континенте. А то, что так сложились обстоятельства, — значит, так было надо и иначе быть не могло.
Остров Буромского, кладбище полярников, фото — Петр Никитин
То есть смысл фильма был ясен, но не очень была понятна его форма. Были поиски, и всё сложилось уже в конце. Получился такой полутелеформат. В фильме нет дикторского текста, но в нем очень много рассказов людей. Чтобы истории были динамичнее, в фильме много музыки.
— На показе фильма ты сказала, что хоть он о смерти, вы его делали как фильм о жизни. А что для тебя в этой теме жизнь?
— Я, как верующий человек, могу сказать, что смысл жизни вижу именно в жизни души. Неслучайно в эпиграф фильма вынесены евангельские слова, что нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя.
Взять, например, Ивана Хмару, первого погибшего советского полярника, который в свои 20 лет записался в первую Антарктическую экспедицию добровольцем. Трактор шел по льду на разгрузку, внезапно срезал гусеницей лед и оказался над полыньей, а в ней — ледяная вода. Водитель, который сидел за рычагами, успел выскочить. Трактор зацепили лебедкой с судна и хотели вытащить, и, чтобы помочь этому процессу, в кабину сел Хмара. Дверца за ним захлопнулась, он завел трактор, и в ту же секунду лебедка оборвалась, трактор на глазах у всех ушел под лед на 72 метра. Из закрытой кабины Иван Хмара уже не смог спастись.
Гибель Ивана Хмары, 1956 г., фото — Александр Кочетков
То, что с ним случилось, я, безусловно, называю подвигом, хотя, казалось бы, он сам погиб, трактор, который он хотел спасти, утонул. Вроде бы в чем подвиг? Какая-то нелепая, глупая смерть. Но на самом деле вся эта трагичная ситуация происходила на глазах у начальника экспедиции Михаила Сомова, который, увидев коварство антарктического льда, на тот момент еще не изученного, приказал со всех тракторов и вездеходов снять кабины, чтобы в случае опасности водитель мог выпрыгнуть. И это его решение потом спасло огромное количество жизней. Я находила в мемуарах, дневниках много свидетельств, как люди выпрыгивали и спасались, и в этом заслуга Хмары, показавшего своим примером, как нельзя. И что это, если не «положить душу за други своя»? А если «нет любви большей», чем эта, значит, душа этого человека была на это способна, значит, человек так жил.
Остров Буромского, надпись на могиле отряда Кричака, фото — Петр Никитин
Хочется верить, что каждый из погибших полярников жив в вечности. И когда я говорю, что фильм о жизни, значит, погибшие в жизни были счастливыми людьми, в их душе жила вот эта любовь, когда они, не задумываясь, делали то, где другой струсит, отвернется, успеет подумать, пожалеть себя.
— То есть для тебя важнее даже не их призвание, способность хорошо делать свою работу, а способность отдать свою жизнь за другого?
— Может, в этом как раз и есть их призвание. Мы же не говорим, что призвание — это только дело. Думаю, это совокупность факторов: да, я люблю Антарктиду, я туда пошел, потому что это сфера моих интересов, я этому делу отдаюсь целиком и полностью, я делаю его на совесть, это часть моего призвания, моей жизни, моей любви, которая делает возможным такую смерть.
— В этом смысле меня поразила история фотографа Бруно Зендера. Он был лучшим фотографом Антарктиды. Пошел в шторм снимать пингвинов, заблудился и замерз. Он попал в Антарктиду, потому что мечтал увидеть пингвинов, и умер, когда хотел сделать еще один кадр…
— Да. И его нашли лежащим на земле с широко раскрытыми руками. Это странно. Обычно замерзающие люди сворачиваются в позу эмбриона, чтобы сохранить тепло. А тут он замерз, но лежал с открытыми руками. Когда я рассказала эту историю крестной, она сказала: «Откуда ты знаешь, может в ту секунду, когда у него уже кончились силы, когда стало понятно, что всё безнадежно, что он потерялся, его уже не найдут, ему явился Господь и спросил: "Идешь ко Мне?" А он ответил: "Иду, Господи". Широко раскрыл руки — и в эту секунду всё закончилось».
Антарктида, фото Бруно Зендера
— Да, в фильме есть эти кадры и еще много архивных и любительских сьемок. Расскажи, как ты их находила?
— Я собирала эти кадры еще до того, как узнала про остров. Буквально с первой экспедиции, когда поняла, что здесь много любителей, которые снимают, фотографируют. Я их копила интуитивно, без мысли, что они смогут пригодиться. И когда начались съемки фильма про остров, я в этих материалах часто находила кадры, которые вошли в итоге в фильм.
Например, там были кадры Вали Пляченко, позднее умершего от рака. Он подарил мне кассеты со сьемками, в которых были кадры, необходимые мне для другого фильма. Когда я стала их оцифровывать, вдруг увидела, что там есть кадры, на которых видно, как горит один из погибших полярников (а о нём я рассказываю в фильме). Вали тогда уже не было в живых. То есть он подарил мне кассеты, которые через несколько лет оказались мне нужны в другом фильме. Так что он тоже приложил руку, чтобы увековечить память полярников.
Еще очень интересным всегда был процесс поиска родных, потому что в нашем арсенале были только самые старые данные отдела кадров Российской экспедиции — 50‒80-х годов. Поиски шли по-разному, иногда мы давали объявления в газеты. Например, так нашли жену погибшего летчика Ларису Еремину. Она рассказала, что возвращалась с работы домой, а навстречу ей бежит сосед, размахивает газетой и кричит: «Лариска, тут твоего Володьку ищут!» Она сразу откликнулась на это объявление. На каждой встрече с родными я слышала: «Оля, мы тебя так долго ждали!..»
Остров Буромского, фото — Петр Никитин
Сына самого Буромского — погибшего полярника, именем которого назван остров, я нашла в последний момент, когда уже был готов черновой монтаж фильма, но этого эпизода мне не хватало. Я точно знала, что у Буромского был сын. Давно, на зимовке, когда я вела блог, мне написали анонимный комментарий, что у Буромского есть сын, он живет в Москве. Это у меня отложилось в памяти, хотя тогда я даже не думала, что буду заниматься этим делом.
Я перепробовала разные ресурсы, но найти его никак не получалось. А потом мы обратились в программу «Жди меня». Мы знали только, что у сына отчество Николаевич, фамилия Буромский и что он до 1957 года рождения. Оказалось, что по этим параметрам в Москве живет только один человек, причем на соседней от меня улице.
----------------------------
* «Память Антарктиды» — совместный проект, который реализуется при поддержке Фонда президентских грантов, Россотрудничества, Росгидромета, Арктического и Антарктического института и Русской Гуманитарной Миссии.
Продолжение следует…
Беседовала Ольга Демидюк
Фотографии Никиты Провлоцкого
10.08.2023
