О литургии и единстве во Христе

Монахиня Елена*: Я читаю сейчас книгу отца Александра Шмемана о литургии и встречаю очень интересные для меня мысли, которыми хотела бы поделиться. Он пишет, например, что часто у православных людей такое сознание, что мы идем в храм для своей личной молитвы. Человек стоит в храме, хочет как-то сосредоточиться, погрузиться в свое молитвенное состояние, и, если людей много и его толкают, это ему мешает. Но отец Александр пишет, что у нас должно быть совсем другое понимание, другое состояние. Мы приходим на литургию молиться не своей личной молитвой. Молитва в храме — это наше общее дело, и мы едины в ней. Эта мысль меня поразила, если говорить не только о службе, но и о жизни вообще. Я смотрю на себя: во мне, конечно, много индивидуализма и эгоизма. Я думаю только о своем личном комфорте, причем со знаком «плюс»: «Что в этом такого? Это естественное состояние для человека». Когда послушание подразумевает постоянное общение — очень много людей, много вопросов, целыми днями нужно говорить, — то появляется по моему эгоизму ропот, стремление убежать от людей. Нет никакого желания смотреть ни на белых сестер, ни на монашествующих. Хочется скрыться, побыть одной. И я себя оправдываю, думаю, что это естественно. Ведь когда человек устает, ему нужно побыть одному.

Отец Андрей Лемешонок: Отец Александр тоже уставал, понимаешь? Одно дело, когда человеку действительно необходимо побыть одному, а другое — когда человек идет на литургию. Литургия не подлежит земным законам и каким-то земным меркам, а мы мерим по-земному, чтобы нам было удобно. Мы не можем перешагнуть через свое «Я», через свое личное благочестие. Поэтому, когда говорят, что мы должны единым сердцем славить и хвалить Бога, то есть участвовать в соборной молитве, мы выпадаем из нее и остаемся где-то в стороне, в этом временном мире, на этой земле. То, что отец Александр пишет в своей книге о Божественной литургии, непривычно. Он пытается показать, что во время литургии мы уже должны быть на Небе, а не на земле. А мы — на земле. Литургия — это Царство Небесное, там нет одиночества, там все вместе. Ангелы, наверное, не мешают друг другу славить Бога. Опыт литургии должен помогать человеку в общении, когда приходится соприкасаться психологически, морально с разными людьми, подчас выслушивать болезненные вещи и сохранять мир. С этим человеком, который мне настолько надоел, что я уже голос его слышать не могу, мы будем вместе в Царстве Небесном. И он близок мне, потому что он тоже христианин, он тоже вместе со мной в соборе, на литургии, у Чаши. В нем — Христос, Который соединил нас, Который победил грех, разделивший нас друг с другом. Это понимание помогает нам в повседневной, подчас изнурительной борьбе за единство.

Когда нужно постоянно отвечать на звонки, это гораздо сложнее, чем физически трудиться. От вскапывания земли устают только мышцы, а здесь приходится делать то, что тебе не по силам, потому что выслушать человека, я знаю, очень трудно. Опыт, который предлагает нам отец Александр, очень важен для наших сестер. Люди идут к нам нескончаемо, и нужно всё время переступать через себя, через свои человеческие возможности и говорить: «Господи, я уже ничего не могу, но Ты можешь, помоги мне». И, наверное, когда человек себя не жалеет, а видит, что это дело Божие, соборное, что это послушание церковное, тогда Бог дает силы, тогда мы можем всё в укрепляющем нас Христе (ср.: Флп. 4: 13).

Монахиня Елена: Я поняла, что у меня неправильное понимание не только литургии, но и жизни в монастыре. Мне хочется от монашествующих сестер убежать, потому что я от них устала. И такое состояние становится хроническим. Но если заставить себя сказать, что я рада тому, что вижу сестер, что они мне близки, что они мне дороги, если изменить свои мысли, тогда Господь действительно дает и любовь, и мир, и радость от того, что видишь человека. Ты тогда не осуждаешь, не судишь. Это для меня удивительный опыт.

Отец Андрей Лемешонок: Вот видишь, к этому можно прийти через литургию.

Царство Небесное — это преодоление одиночества. Во Христе все едины и, конечно, никому не скучно, никто никому не мешает, в каждом есть Бог. Это полнота жизни.

Ну а что делать, когда приходят люди, которые еще не понимают ничего в этой жизни, они еще не воцерковились, они еще живут «пионерскими» законами: «это — мое, а это — твое», «я здесь герой», «я защищаю», «я отстаиваю»? Они — «пионеры», хорошо, если не «октябрята». Это надо преодолеть, хотя требуется много терпения и внимания.

Слава Богу, что у тебя есть такое желание — бороться. Это правильно — не верить себе, не потакать греху. Как грех начинает разделять? Например, две сестры дружат. И вот одна увидела у другой недостаток, маленький грешок, и осудила ее. Появилась трещина. Дальше — больше, вторая трещина, третья... И этот человек уже становится для нее неприглядным, и она начинает осуждать по-серьезному. Немощи сестры ее раздражают — вот и вся любовь, всё единство... И для того, чтобы эти трещины заделывать (а в строительстве маленькую трещинку сразу заделывают, чтобы она не пошла дальше), нам и нужны эти собрания. Пусть сегодня мы поспорим, даже поругаемся, но всё должно быть открытым, по-честному — тогда Господь поможет нам обрести единство. Здесь, на сестрическом собрании, мы должны искать, как нам принимать друг друга. Мы друг друга почти не знаем, но у нас есть Христос, есть общее послушание, есть то, что нас объединяет, и оно больше всего остального, что только может быть в этом временном мире. Вот смысл нашего общения. Мы пришли ко Христу — важное это событие или не важное? Мы вошли в Церковь — важно ли это? Если это действительно важно, тогда мы подчиняем этому всё остальное. Везде хорошо: и в Австралии, и в Америке, и в Африке, и в Антарктиде, когда в человеке Бог и когда в сердце мир.

Вопросы, которые задает отец Александр Шмеман и на которые нужно отвечать, заставляют думать. Бывает, уже не думаешь ни о чем: «Я уже всё знаю, я уже всё понимаю, как надо молиться, как надо креститься, поститься, причащаться...» А ты вот почитала и увидела: «Неправильно я что-то делаю». Помню, как радовались верующие старушки, когда храмы открыли и в них пошло множество людей. Бабушки плакали от радости, что люди потянулись к Богу. А этот индивидуализм: «Мне жарко, душно, столько людей, что невозможно спокойно помолиться, я выйду!» — это что-то театральное, совершенно не православное. До боли обидно, если это укоренится и останется навсегда: часть человека живет в себе и не хочет выйти из своего «Я». Это фальшь, это неправда.

Монахиня Елена: Я еще подумала, что как на литургию человек приходит не для себя, не для своей личной молитвы, так и в монастырь человек приходит не для своей молитвы, не для достижения личного молитвенного состояния, а для другого: чтобы научиться жить единой со всеми жизнью, как один человек. Но это по-человечески непосильная задача...

Отец Андрей Лемешонок: Восстановить единство.

Монахиня Елена: Другие вещи важнее, чем твоя личная молитва. Есть другой уровень жизни...

Отец Андрей Лемешонок: И нужно жить по-другому и всё время искать Бога. Ты можешь сказать: «Вот так вот нужно», а на самом деле всё не так. И чем дольше человек живет, тем больше он говорит: «Не так и не так, Господи, не знаю, как жить, помоги». И тогда рождается настоящая молитва, когда человек понимает, что без Бога жить нельзя, что без Бога он жить не может, не умеет, у него не получается. Это и есть внутренняя боль. Понимаете, чем больнее, тем ближе к Богу…

-------------------

* Имена монашествующих сестер изменены.

26.07.2022