Иконографические параллели (часть 1)

«Давид иногда вообрази, списав яко на иконе песнь,
еюже деяние обличает, еже содея».

(Великий канон, песнь 7-я)

Песнословия Триоди Постной содержат множество прекрасных примеров покаяния. Нередко они столь выразительны, что воспринимаются молящимися — и читающими эти тексты, и слушающими — как зрительные образы. Косвенное подтверждение этому можно найти в словах Великого канона преподобного Андрея Критского, вынесенных в эпиграф нашей статьи; в русском переводе они звучат так: «Давид некогда, словно икону написал, составив песнь, обличающую совершенное им греховное деяние…» Речь идет здесь не о текстах Триоди, а о Священном Писании — о покаянном 50-м псалме — он является настолько ярким и действенным призывом к покаянию, что Церковь включила его в ежедневное молитвенное правило.

Не рыдай Мене Мати. Строг. шк. Начало XVII в. ГРМ

Поэтому вполне правомочным представляется вопрос: если церковное Предание с раннехристианских времен стремилось создать зрительные образы литургически воспоминаемых священных событий — от Боговоплощения до Пятидесятницы, — то какие иконографические параллели могли быть усвоены такому важнейшему периоду годового богослужебного круга, как Великий пост?

Заблаговременно начиная готовить своих чад к дням Святой Четыредесятницы, Церковь в течение четырех недель предлагает евангельские чтения и связанные с ними богослужебные тексты, не только призывая задуматься о состоянии своей души, но предпринять конкретные меры к исправлению этого состояния. Это чтения Недель о мытаре и фарисее, о блудном сыне, о Страшном Суде и, наконец, воспоминание Адамова изгнания в Неделю сыропустную, когда евангельское чтение (см.: Мф. 6: 14–21) дает совершенно определенные указания, как следует вести себя христианину во время поста.

Иконографические сюжеты притч о мытаре и фарисее, о блудном сыне, а также сюжет изгнания Адама из рая появляются достаточно поздно и встречаются, как правило, в храмовой росписи. Несколько ранее, уже в Х веке, появляются сложные композиции Страшного Суда, а также еще ряд сюжетов, имеющих отношение к Святой Четыредесятнице.

Напоминания о Суде Божием, конечно, не ограничиваются только чинопоследованием Недели мясопустной; ежедневно православный христианин вспоминает об этом, читая утром Символ веры и завершая день молитвами на сон грядущим (молитва святого Иоанна Дамаскина). Так и в наших храмах иконы Страшного Суда располагались обычно в западной части храма, напоминая выходящим из храма богомольцам призыв апостола трезвиться, бодрствовать, противостоять твердою верой (см.: 1 Пет. 5: 8, 9) всем соблазнам врага рода человеческого. Иконы Страшного Суда, как правило, писали большого формата — не только из-за сложности композиции, но и потому, что всегда актуальным был призыв премудрого сына Сирахова: Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь (Сир. 7: 39).

Примером может служить большая (177×120 см) икона Страшного Суда, находящаяся в собрании Государственного Эрмитажа. Она относится к середине XVI в. и происходит из Покровской церкви погоста Лядины Каргопольского района Архангельской области. Основная иконографическая схема сложилась уже в X–XI вв., но на Руси в XV–XVI вв. получают развитие эпизоды, связанные с эсхатологическими видениями пророка Даниила (см.: Дан. 8, 9).

На каргопольской иконе пророк Даниил и Ангел изображены в небольшом круге у правого края иконы. Чуть ниже — круг большего размера с аллегорическими изображениями Земли и Моря, отдающих своих мертвецов, восстающих на Суд Божий. Юный пророк в характерном головном уборе, ужасаясь увиденным, обернулся к Ангелу, который его успокаивает, мягко придерживая за плечо и разъясняя смысл происходящего.

Да молчит всяка плоть человеча. Строг. шк. Начало XVII в. ГТГ

Следует отметить, что иконы Страшного Суда изобилуют не только живописными парафразами библейских текстов, но непосредственно их цитируют. На каргопольской иконе это, например, открытое Евангелие у сидящего в центре композиции Спасителя со словами: «Не на лица судите…» (Не судите по наружности, но судите судом праведным (Ин. 7: 24). Это и сидящие на престолах рядом со своим Божественным Учителем апостолы (см.: Мф. 19: 28), и Престол Уготованный (см.: Пс. 9: 5, 8) с лежащей на нем открытой Книгой (см.: Откр. 5: 1–3). Это Голгофский Крест, на котором Спаситель был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу (Откр. 5: 9). Это и Ангелы со свитками евангельских текстов (см.: Мф. 25: 34, 41), говорящих о Суде. Очень выразительно проиллюстрировано паремийное чтение из книги Премудрости Соломоновой: …души праведных в руке Божией, и мучение не коснется их (Прем. 3: 1).

За закрытыми райскими вратами, которые охраняет огненный Херувим (см.: Быт. 3: 24), восседают праведные Авраам, Исаак и Иаков; есть здесь, на лоне Авраамове, и многострадальный Лазарь (см.: Лк. 16: 22). Правее — непосредственно у райских врат — благоразумный разбойник (см.: Лк. 23: 39–43); место ему определено очень точно: он — в раю, но словно только что попал сюда… Еще одна очень выразительная деталь — змей, жалящий в пяту (см.: Быт. 3: 15) прародителя: огромная пасть змея способна не только ужалить, но и поглотить. Как не вспомнить тут плач прародителя: «Змий льстивый некогда чести моей позавидев…» (Канон в Неделю сырную, песнь 3-я).