«Молитва — это вся наша жизнь»

Отец Андрей Лемешонок: Нужно всё делать осмысленно. Сестра прочитала у святителя Игнатия Брянчанинова, что надо понимать, о чем ты молишься. Это правильные слова. Но я сестре сказал: «Если выбирать между тем, чтобы вообще не молиться или молиться хотя бы внешне, то лучше выбрать внешнюю молитву». Наши чувства обманчивы, и в жизни иногда бывает: человек делает малые усилия, сам ничего не понимая, а благодать действует и Господь вразумляет.

Нам всем хочется стабильности, но в чем она выражается? По существу, мы строим жизнь так, как в свое время строили хрущевки: построили, а потом раз — их надо уже сносить. Но люди говорят: «Да нет, еще можно пожить в этом здании. Оно течет, всё осыпается, но как же мы его разрушим? А с чем же мы останемся?» Вот так и мы. Мы уже нашли Бога, всё у нас уже есть: какая-то защита, какое-то слово, какое-то действие. И мы уверены: «Вот так надо». А Бог, может быть, действует уже совершенно не так, как вчера, и нам трудно строить нашу жизнь, основываясь на вчерашнем опыте. Жизнь с Богом — это постоянное движение души, это динамика.

Мы часто не понимаем смысла молитвы, говорим: «У меня столько трудов, что мне некогда молиться». Благодарите Бога, что вам некогда молиться, потому что ваши труды — это и есть молитва. Разве труд во имя Господа — это не молитва? Если только мы трудимся для Бога... У нас восприятие молитвы такое: мы разложили книги, нас не отвлекают, нам никто не мешает, мы шепчем молитву и пытаемся улететь. Куда? В рай? А я думаю, молитва — это когда человек, несмотря на все свои проблемы, говорит: «Господи, слава Тебе!» И не ропщет, что ему некогда помолиться, а благодарит: «Слава Тебе, Боже, что я нужен Тебе, что у меня есть возможность послужить Тебе, пока я еще на ногах». Ведь молитва — это вся наша жизнь.

Монахиня Павла*: Перед началом собрания у меня возник вопрос: что такое молитва? В душе остались воспоминания о первых годах в храме, когда была благодать, была молитва. Но сейчас всё пусто. Какое-то внешнее усилие, которое ты побуждаешь себя делать, и больше ничего. Всё, что ты можешь от себя потребовать, — это выстоять службу, пропеть, прочитать...

Отец Андрей Лемешонок: Святые отцы говорят: «Дай кровь — прими Дух».

Монахиня Павла: Недавно я прочла книжечку, где паломник рассказывает о своих впечатлениях от афонских служб. Если раньше читала бы это с восхищением, то теперь приходишь даже в ужас. Там описывается, что монах всё время молится: он то вычитывает правило, то стоит на службах, потом снова правило, снова службы, снова правило. А ты понимаешь, что тебе это не дано. Ты так жить не можешь. Я представляла себя на месте этих монахов. Всенощная на Афоне не три часа длится, а восемь, девять... Потом ты идешь и сразу читаешь правило, и это постоянное понуждение, причем не один год, не два, а всю жизнь. А слова батюшки в начале собрания утешили мою душу.

Я поняла, что молитва — это не какие-то подвиги молитвенные, молитва — это жизнь.

Отец Андрей Лемешонок: И покаяние — это жизнь, и Причастие — жизнь.

Монахиня Павла: Душа уже не может принять такие формулировки, как «вычитать акафист», «вычитать вечернее правило». Кажется, что этим ты Бога опускаешь на землю. Если воспринимать Евангелие по-живому, пытаться увидеть жизнь Христа на земле, начинаешь понимать, что жизнь — это молитва. Например, Его слова: Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного (Мф. 7: 21). Нужно просто всё время находиться в напряжении, искать каждый раз волю Божию. Движение души к Богу есть внутренний труд — это самое главное.

Монахиня Валентина: Я хочу рассказать об одном случае, который произошел со мной. Вчера я звонила к всенощной, а когда стоишь на колокольне (она невысокая), обращаешь внимание на то, что происходит внизу. Я увидела, что по дорожке к монастырю шла женщина с мальчиком лет десяти, мальчик нездоров психически. Мама остановилась возле колокольни, начала креститься. У нее было измученное лицо, но очень мужественное. Мальчик к ней прижался. Они постояли недолго и пошли дальше. А еще буквально минуты через полторы за оградой монастыря появилась другая мама, с девочкой. Девочка такая хорошая, здоровенькая, лет четырех. Они, наверное, с прогулки возвращались, такие обе счастливые, радостные. Вот картина: ограда монастырская, здесь — горе, а там — радость. Не в том смысле, что те плохие, а эти хорошие. Это показатель жизни вообще. Часто отделяешь горе от радости, а на самом деле они настолько близки!..

Спрашивают, как спастись? Наверное, мы все знаем, как спастись. Мы сами себе вопросы задаем, мучаемся, а в действительности все эти вопросы — просто желание уйти от того, что надо делать, желание оправдать себя. Можно сказать: «Мне плохо, я унываю», в чем-то себя пожалеть, но, как батюшка сказал, если мы не радеем о своем спасении, то мы не радеем и о спасении ближних.

Отец Андрей Лемешонок: Спаси Господи. Да, и один ребенок, и второй, и одна мать, и вторая, и та, которая хоронит, и та, у которой рождается, — всё это мир, всё это единое целое.

Сестра Лариса: У наших сестер есть уникальная возможность увидеть, как Господь отрывает человека от земли.

Поначалу Господь дает радость земной жизни, для того чтобы человек понес свой земной крест и спасся, а потом Господь потихонечку начинает человека отрывать и подвигать к вечности, чтобы тот не врос в землю. Под силу это только Богу.

Очень мало подвижников, которых изначально коснулась благодать и которые сами учатся «подрубать» свои корни. У меня отрыв от земли произошел еще до храма. Господь попустил мне депрессивное состояние за превозношение над другим человеком — над мужем. Я возомнила себя особенной, трудолюбивой, более высокой в своем развитии, чем другие. И мне было попущено такое состояние, когда в один миг стало безразлично всё, даже дети. И эти четыре года, тяжелейшие в моей жизни, сделали свое дело: Господь оторвал меня от суетного мира.

Сестра Зинаида: Я начала читать книгу святого Иоанна Кронштадтского. И вижу, что не могу в себя это вместить. Он пишет, что если формально читаешь молитву, то ты просто колеблешь воздух.

Отец Андрей Лемешонок: Я когда-то прочел митрополита Антония Сурожского, давно это было, и подумал: «Всё, буду молиться сознательно». Я стал искать какого-то покаянного состояния, внимания. Это привело к тому, что я вообще перестал молиться. А сейчас я говорю себе, что я — человек несознательный, и если начну придумывать, что я сознательно что-то делаю, то в меня войдет лень, которая будет себя оправдывать: «Ты не готов, подожди, сейчас у тебя состояние не такое, лучше не молись, возьми почитай книжечку, а потом помолишься». И это приведет к тому, что человек не сможет молиться.

Помню, я год готовился к Причастию, а потом уже и не хотел причащаться, потому что мне так было удобнее. Я страдал, но уже привык к этому страданию. Мне кажется, приход к Богу у всех разный. Я поделился своим опытом, что надо не унывать, а все-таки что-то делать, и за это малое, за часть некую, которая ничего не стоит по-человечески, человек может и великую благодать получить. У нас бывают разные состояния. Одно дело — состояние благодати, когда человеку радостно молиться, а другое дело — когда человека вообще отвращает от святыни. У него внутри протест, а он все-таки берет молитвослов и читает молитвы. Это мужество души.

Сестра Зинаида: Прочитав батюшку Иоанна, я поняла, что серьезно молиться — это дар Бога.

* Имена монашествующих сестер изменены.

28.12.2021