«Тихо, Бог идет…»

Четверг. Вокруг детского дома-интерната в Новинках и психоневрологического интерната № 3 для взрослых совершается крестный ход. В нем участвуют отец Валерий Захаров, отец Андрей Малаховский и сестры из Сестричества в честь преподобномученицы Великой княгини Елисаветы, которые посещали интернат до карантина. Во время крестного хода они останавливаются четыре раза и читают Евангелие. А дети смотрят из окон интерната и машут им рукой. Крестный ход идет в любую погоду. Так ребята, которые уже два года не покидали интернат в связи с пандемией и карантином, знают, что о них помнят. 

После крестного хода его участники возвращаются в храм и читают акафист, где поминают всех подопечных и персонал. Те, кто трудятся в интернате, говорят, что чувствуют эту молитву и поддержку.

С началом Рождественского поста сестры организовали сбор средств, чтобы сделать сладкие подарки к Рождеству для своих подопечных: детей-инвалидов с особенностями психофизического развития из детского дома-интерната, а также психоневрологических домов-интернатов № 1 в Острошицком Городке, № 3 и № 4, куда дети переходят после совершеннолетия.

— Конечно, больше всего этим детям нужно общение, — говорит сестра милосердия Татьяна Жедик. — До карантина сестры приходили в отделения интернатов 7–8 января, после праздничного рождественского молебна пели колядки и каждому вручали подарки. Но сейчас нет возможности провести с ними время, а если еще и оставить их без угощения… Нам ведь хочется чего-то вкусного и необычного к празднику — и им, конечно, тоже. Но если для нас это доступно в любой момент, то у них нет такой возможности, и из-за этого им хочется сладостей еще больше. Для тех детей, к которым регулярно приходили посетители, карантин — это такое испытание, которое и здоровый человек может не выдержать. Сейчас у них вся жизнь ограничена каменным забором.

 «У них прямая связь с Богом»

— Я хожу в интернат со второго курса университета, — вспоминает Татьяна. — Помню, как впервые увидела этих детей в Никольском храме нашего монастыря. Их приводила из интерната на Божественную литургию монахиня Марфа (Матвеева), тогда еще белая сестра. Они садились на лавочках, занимали целый угол. Я таких детей видела впервые (они же физически другие), и меня это пугало. Помню, там был мальчик, который любил обниматься. Он подходил к прихожанам и каждого хотел обнять. Вот так, по-христиански. Помню, думала тогда: «Нет, я не готова с ним обниматься». 

Когда в храме пели Символ веры, они тоже начинали петь на весь храм (смеется). У многих из них речь практически не развита, но они всё равно пели — на своем языке.

Еще меня всегда поражало, как эти дети четко знают момент, когда будет Причастие. Они могли отвлекаться, шуметь, но как только пономарь забирал свечу с солеи, то сразу вставали и шли, куда нужно. А ведь им никто этого не говорил. Однажды один мальчик в храме сказал всем: «Тихо, Бог идет!»

Дети всегда были очень радостные после Причастия, они возвращались в интернат и махали проходившим людям. А одна девочка, Наташа, она уже во взрослом интернате, после литургии всю дорогу пела песни. 

Монахиня Марфа рассказывала, что один раз по какой-то причине дети не причастились. И они шли в интернат очень грустные. А из-за карантина эти дети не причащались уже два года...

Вообще, у них особые отношения с Богом. Еще ни один из больных ни разу не отказался идти в храм, наоборот, они все этого очень ждут, заранее просыпаются, готовятся. Ты приходишь в отделение и собираешь часть детей, потому что привести всех нет возможности. И если кто-то понимает, что его не берут, для него это такая обида! 

Мы называем их немножко блаженными, у них ум в чем-то ограничен, но для них вера и храм — это что-то абсолютно органичное в их жизни. Нет перегородки между душой и Богом, как у взрослого человека. Мне кажется, у них прямая связь с Богом. И с другими людьми — так же. Ты к ним пришел — ты сразу их друг, тебя тут же обнимают. Нет оценки. У них вот такое восприятие реальности, нам их сложно понять. 

Отец Андрей Лемешонок говорит, что в них нет лукавства. Мы часто любим притворяться, играть какие-то роли, подстраиваться, а они такие, какие есть: плачут, через минуту смеются, а через минуту снова плачут. Если «я тебя люблю», то люблю, если «ты меня обидел», значит, «я с тобой не дружу». Они и после совершеннолетия остаются детьми.

«Меня направил к ним Господь»

— Я сама не выбирала это послушание, — продолжает Татьяна. — По природе есть люди, которые любят детей, а у меня этого не было. Не каждый ребенок меня умилял. И хотела ходить в городскую больницу к людям взрослым, сознательным. Сказала об этом батюшке, а он сразу отправил меня в детский интернат…

Наверное, меня Господь туда направил, чтобы обогреть немножко. То, что я этим детям приносила тепло, это вряд ли. Первое время я к ним просто приходила. У меня послушание — я иду. А потом… ты действительно получаешь от этих детей любовь. Казалось бы, их не воспитывали с детства в любви, большинство из них сироты. А у них этот потенциал — огромный, и они его тебе дарят. Они тебя ждут. Ты к ним пришел — и больше им ничего не надо. Для меня это какая-то тайна: есть то, в чем они ограничены (в физических, интеллектуальных способностях), а в любви — нет.

 «Меня как кеглей сшибло…»

— Я был студентом, мы жили в общежитии с приятелем, и он предложил сходить на беседу к отцу Андрею Лемешонку в Петро-Павловский собор, — рассказывает брат Виктор Соботович. — Мы начали ходить на беседы, они на меня оказали огромное влияние. У нас в «нархозе» учеба была не слишком строгая, я чувствовал, что у меня есть свободное время, и подошел к батюшке с такой мыслью, чтобы он дал мне что-то делать, чтобы ерундой не заниматься, может, кирпичи носить на стройке монастыря. 

Батюшка на меня посмотрел, указал на Олю Матвееву, теперь монахиню Марфу, и сказал, что это моя начальница. А она такая невысокая ростом, и я не понял, что отец Андрей хотел мне сказать, чем я этой девочке могу помочь? Потом подошел к ней, и она сказала, что нужно ходить в детский интернат. Для меня это было странно. Я был настроен на стройку: здоровый мужик, руки чешутся, а тут дети… 

Когда монахиня Марфа первый раз привела меня в интернат, я думал, что что-то произойдет, ведь там дети психически нездоровые. А тут ты приходишь, они тебя со всех сторон окружают и вдруг начинают обнимать… 

Между всеми людьми есть дистанция, допустимые зоны сближения, а тут раз — и эти зоны разрушаются. И такое чувство, что ты долго-долго находился в одной комнате, тебе было нечем дышать, света нет, и тут открывается окно и через него врывается солнце, свежий воздух, море, простор… Ты в другом мире оказался. Это меня тогда как кеглей сшибло — до глубины души коснулось. Я анализировал позже и вспоминал, что мама меня только в детстве обнимала, а потом ты становишься подростком и самостоятельным взрослым, и уже не до этого. И я, конечно, понял, что эти люди совсем другие — открытые, абсолютно бесхитростные. Глаза у них отличаются, в них простота, открытость, бездонное небо, ты видишь в них, что они не опасны для тебя, и ты им доверяешься, нет ощущения преград. Меня, такого рационального человека, это поразило. 

И еще для меня самый яркий момент, когда мы с ребятами были на богослужении. У всех, наверное, в жизни был момент первой призывающей благодати, и вот именно на литургии с этими ребятами я ощущал эту благодать в полноте. Больше никогда и нигде ее так не ощущал. То состояние остается неким залогом в памяти, что это было и это правда.

Радость — во всем

Татьяна: В начале наши задачи были простые: с кем-то просто посидеть, пообщаться. Они задают вопросы обо всем: «Что ты делаешь? Как твои родители? Как твои дела? А почему? А что?» Могут один и тот же вопрос пять раз задавать. Просят включить им на телефоне любимую песню. Могут заказывать ее десять раз.

Previous Next

Еще мы с ними рисовали, катали их на колясках на улице. Но больше всего они любят куда-то ехать, не важно, куда. Ты можешь их просто катать по кольцевой, и для них это целый мир. До карантина наш брат Дмитрий Зверев возил их в поездки — на дачу куда-нибудь, по святым местам нашей страны. Они спрашивают постоянно: «Когда куда поедем?» Мы ездили и смотрели, как зажглись огни на городской елке, ходили по центру города и на лампочки смотрели. Виктора мальчик просил просто вокруг интерната на машине покатать. Они во всем радость видят! Может, мне это тоже передалось — ловить момент будничной радости. Для них, как правило, всё, что происходит, — чудо. Однажды Дима Зверев предложил собираться вместе с ребятами и просто пить чай в кафе «Мельница». Я думала, ну что тут такого? Я в нее хожу каждый день, а для них это было как выход в высший свет, как для нас сходить в ресторан. Они не теряют способность радоваться, а мы теряем…

Previous Next

Виктор: Потом я часто задавался вопросом, почему эти люди такие, и для себя такой ответ нашел: на самом деле их Царство Небесное. Вот они точно там будут, а про остальных не знаю. «Блаженны нищие духом…» Они настолько мягкие, ничего не диктуют, и это дает им блаженство. И Господь этими болезнями их сохранил. Это их путь в Царство. 

Эти ребята — святые люди. Я заметил, что, если тебе нужно сдать экзамены, скажем, ты приносишь им пакет конфет и просишь их молитв. То есть меняешь конфеты на молитвы. Это, конечно, корыстный подход, но работает (смеется). Молитва — это разговор с Богом, а к кому Бог ближе — ко мне или к ним? Конечно же, к ним. Господь слышит их быстрее, чем меня.

Лови момент! 

— Во время карантина появилось ощущение, будто потерял какую-то часть жизни, — говорит Татьяна. — Это как, наверное, когда из твоей семьи кто-то уехал, и ты чувствуешь, что кого-то дома нет. Нет полноты.

Когда несешь какой-то труд в церкви или в монастыре, ты многое приобретаешь, но не всегда это осознаешь сразу. Это послушание дало мне понимание, что нужно не пропустить свой момент. Я себе это говорю каждый день и каждый день в этом убеждаюсь — лови момент. Вот сегодня у тебя есть возможность сделать что-то хорошее — не упусти ее. Если ты пройдешь мимо и скажешь, что «это меня не касается, я это не обязан делать, без меня могут справиться, у меня хватает своих дел», то потеряешь какой-то красивый момент своей жизни. Это показывает весь мой жизненный опыт. Вот чуть-чуть от себя оторвать, от себя, своего комфорта отвлечься, — и ты не пожалеешь об этом никогда. Ты получишь за это награду. Как батюшка говорит, один отданный рубль возвращает тебе сто. Когда отдаешь и прилагаешь усилия, святые тебя не оставляют. И Господь в твоей жизни всё управляет красиво…

Одна из сестер милосердия рассказала, что во время пандемии, когда многие дети болели, они отправили им посылки по почте. Так сестры хотели сохранить с ними связь и поддержать. Дети эти подарки получили и были так счастливы, что сами написали в ответ письмо с благодарностью. А еще сделали открытки своими руками на праздник святителя Нектария Эгинского и тоже передали сестрам. Этот Рождественский сбор — тоже как будто отправить детям письма.

Большая часть средств на рождественские угощения уже собрана, осталось собрать для интерната № 2 на ул. Ваупшасова, в котором проживают 480 человек. Стоимость 1 подарка — 5 руб.

Время Рождественского поста — это время внимательности к себе и время ожидания чуда. И если быть чутким, то в каждом вечере, в тихо падающем снеге, в стуке ветки о стекло окна, в движении ночной звезды, можно услышать слова, которые однажды сказал в храме болящий мальчик, — «Тихо, Бог идет». И ты Его не пропусти.

Записала Ольга Демидюк
Фотографии из личного архива Татьяны Жедик

07.12.2021