«Конюшня — это моя жизнь»

«Когда я впервые увидел лошадь, почувствовал тепло»

— Хотите увидеть свою лошадь? Вот табун. Остановитесь и посмотрите внимательно. Какую лошадь из всего табуна выберете, та — ваша, — брат Александр — старший конюх монастырской конюшни — кладет две скрещенные руки на забор, за которым пасутся лошади, и задумчиво смотрит на них.

— А как ее выбрать из табуна? — спрашиваю я.

— Это внутреннее чувство. Вы поймете. Надо увидеть свою лошадь.

— Интуиция? 

— Да. Точно. Это самое лучшее, когда сработает интуиция. 

— А откуда вы это знаете?

— Конюшня — это моя жизнь, — говорит Александр и отходит в сторону, как будто он сказал всё самое главное и разговор окончен. Но после паузы продолжает:

— Я с шести лет с лошадьми. Моя семья отдала меня на лето в пионерский лагерь. Однажды к нам с показательным выступлением приехали спортсмены из Ратомки. Я был маленький, метр двадцать ростом, подошел к лошади и загорелся. Попросил, чтобы меня прокатили. Тогда, в шесть лет, я первый раз сел на лошадь. И после этого с нее не слезал. Эти спортсмены рассказали мне про Ратомку и пригласили приехать к ним. 

— Вам же было всего шесть лет, не рано?

— Да. А в детстве у нас самые яркие, честные ощущения. 

— Что вы почувствовали, когда первый раз увидели лошадь?

— Тепло и любовь. Что-то близкое, родное. Даже больше, чем родное. Это чувство у меня уже не забрать.

Я стал жить лошадьми. У меня было счастливое детство, я быстро учился и рос в спорте. Тренер, наверное, увидел во мне что-то яркое и отдал мне для тренировок и выступлений свою спортивную лошадь. Эта лошадь и вывела меня на все призовые места. В 16 лет я уже был мастером-наездником. 

— Но это же травмоопасный спорт…

— Я занимался конкуром — это самый зрелищный вид конного спорта, при котором преодолеваются высотные барьеры. И руки ломал, и с лошади улетал в барьер. 

— И после этого всё равно продолжали?

— Конечно. Наоборот, загорался еще больше. Я жил конным спортом. Всякое бывало, если честно. Прогуливал уроки. Когда родители меня не пускали, убегал из дома, ночевал в Ратомке на сеновале. Меня ничто не останавливало. Я всегда на первое место ставил лошадей, свое желание. 

Совсем другая история

В моей руке сушка для Бурбона — темно-гнедого коня старшей на конюшне сестры Наталии.

— Как лучше подходить к лошади? — спрашиваю я Александра. 

— Просто напрямую идите, да и всё! Не надо бояться. Ну, вот он идет, вы идете к нему, — Александр уверенной походкой идет навстречу Бурбону, — не смотрите в глаза. Всё. Подошли к нему и начинаете с ним играть. 

Александр хлопает Бурбона по шее двумя руками.

— По-моему, вы слишком сильно хлопаете…

— Это я по-своему его глажу. Могу за хвост дернуть. Он прекрасно понимает, что мы с ним играем, у нас такие близкие отношения. С лошадью на равных надо общаться. Лошадь не знает слов «я тебя люблю», она понимает звуковые интонации. Не важно, что ты говоришь, важно — как. 

— А почему лошади нельзя смотреть в глаза?

— Лошадь — самое чувствительное животное и сразу же реагирует на состояние человека. Глаза человека — это открытая душа. Если в человеке есть страх, то она его прочитает и станет показывать, что она сильнее. А она действительно сильнее… Да? Ты всё читаешь? — заглядывает в глаза Бурбону и ласково спрашивает Александр. 

— А внутри вас есть страх?

— Да. Я боюсь потерять то, что здесь обрел. 

— А что это? 

— А это уже совсем другая история… Когда мне было 16 лет, мы с семьей переехали из одного района в другой — новая школа, новые знакомые, новые увлечения: дискотеки какие-то, девочки. И это было моей большой ошибкой. Я познакомился с одной девочкой, она забеременела и в 16 лет родила мне дочь, а я сам еще ребенок. Началась другая жизнь, уже была ответственность перед маленьким ребенком, надо было зарабатывать деньги. Меня понесло совсем по другой дороге, которая меня оторвала от лошадей на 20 лет.

— И куда вела эта дорога? 

— В тюрьму. Нужны были деньги. Я постоянно добывал их незаконным способом. В сумме пробыл в тюрьме 18 лет. Когда выходишь из тюрьмы, сложно найти работу, потому что на тебе стоит печать. У многих людей даже нет трудовых. Нет работы, нет денег, и человек снова попадает в тюрьму.

Когда я первый раз освободился, родные меня просто не прописали. Отец ушел от нас, мама стала жить с другим. Мои братья сказали, что им не нужен брат заключенный. И всё — у меня пошла свободная дорога. По поводу жилья я не переживал, всегда находил варианты. Нигде не работал всё это время — гулял…

— В Ратомку не могли вернуться?

— Тогда у меня уже не было интереса к лошадям. В жизни были другие уставы, другие друзья. Появилась вторая женщина, второй ребенок, опять посадили, освободился, появилась третья, третий ребенок. Я гулял и ничего не ценил. 

Последний раз освободился в 2015-м, открылась язва, и я попал в больницу. В палате со мной лежал один человек. Он спрашивал, почему я постоянно смотрю в окно. А я всё время думал, что мне делать дальше, куда идти — выйти из больницы, продолжать такую жизнь и снова попасть в тюрьму или жить совсем по другим законам? 

Этот человек сказал, что вечером к нему приедет его родная сестра и что она мне поможет. Помню: стою, смотрю в окно, улыбаюсь и думаю: «Ну кто мне поможет и чем?»

Вечером пришла сестра из Свято-Елисаветинского монастыря, она выслушала меня, дала денег, сказала адрес монастыря. Я вышел из больницы и увидел такси. Мог сесть в него и уехать дальше гулять, но подумал: «А может, все-таки попробовать?» Потому что устал очень сильно. От всего, наверное. От нервотрепки, от того, что постоянно дергает милиция, плюс у меня надзоры висели, мне хотелось покоя. Я сел в автобус и приехал в Новинки. А через 20 минут сел на автобус до подворья. 

Надо сказать, что вера тогда меня не интересовала. В церковь меня было не затянуть. Когда меня крестили в четыре года, я упирался, не понимал, куда меня тянут и для чего. В тюрьму приходили священники, но я на них не обращал внимания, мне это было неинтересно. У меня в жизни был другой устав. То есть меня здесь ничего не манило, я просто хотел попробовать для себя другую жизнь. 

Конюшни тогда на подворье не было, может быть, только что-то начиналось, но мне это было неинтересно на самом деле. Я был старшим кладовщиком, потом работал на пилораме.

А на конюшню попал случайно. Праздник какой-то был, мы его хорошо отметили, и с общего послушания меня «кинули» сюда. Здесь, на конюшне, как раз была стройка.

Я увидел лошадей — и что-то во мне проснулось. Во время работы обращал на них внимание, подходил к ним. Тогда здесь старшей была монахиня Вера (Гордиенко), она заметила это. Подошла ко мне, стала интересоваться, кто я, и предложила мне верховую прогулку. 

Мы поехали в поля. За 18 лет перерыва я впервые сел на лошадь. И понял, что я ничего не забыл. 

— Что вы почувствовали?

— Радость.

 «Ну какой он мне батюшка?»

Матушка Вера пригласила Александра работать в конюшне. Когда-то на месте просторных левад, где лошади свободно гуляют целый день, был гнилой сад. Они вместе руководили стройкой, расчисткой территории, вместе выбирали лошадей. Здесь появились большой сеновал, огороженные левады, манеж, чистые и аккуратные денники, где лошади ночуют. «При создании конюшни для меня главным были аккуратность и чистота. Когда сюда на послушание приходит человек, я всегда иду и смотрю, как он живет. Если он живет в чистоте, значит, он будет ее соблюдать и на послушании. Для меня это обязательное условие», — рассказывает Александр и быстрыми движениями проходится щеткой по бокам, затем хвосту лошади Бегонии. Опускается к ее ноге и цыкает, лошадь тут же поднимает ногу. Александр крючком вычищает грязь из-под ее копыт. 

Александр надевает на Бегонию седло. Говорит, что самое важное, что нужно сделать, сидя на лошади, это расслабиться. «Когда сидишь на лошади, работают все мышцы. Даже мозговые, — шутит он. — Очень важно держать равновесие, ведь всадник ни за что не держится». 

Когда сидишь на лошади и, наконец, по совету Александра расслабляешься, чувствуешь, как вы с ней становитесь одним целым. С каждым ее, а значит, и твоим шагом, всё больше ощущаешь покой, воздух, тишину этого окруженного лесом места. За верхушками деревьев виднеется купол церкви подворья… 

— Здесь всё пронизано верой. Жизнь подворья — церковь, молитва. Это часть устава. Первое время я относился к этому как к соблюдению режима. Всё делал «на автомате», а потом уже начинаешь действительно что-то понимать. Раньше шел на исповедь и думал: «О чем мне с этим священником говорить? Сидит какой-то бородатый…» Прихожу, он: «Как дела?» — «Хорошо» — и всё. Мне говорили: «Ну это же батюшка!» Ну и что, какой он мне батюшка?

«Для жизни надо совсем немножко — просто верить»

— Всё изменилось пять лет назад, — продолжает Александр. — Я уехал в город, опять загулял, ночью шел по трассе пьяный, и меня сбила машина — клиническая смерть. Меня откачали, 1,5 месяца лежал в реанимации, собрали потихоньку, везде переломы, пластины теперь стоят. В больнице уже сам начал просить Бога, чтобы Он помог мне выкарабкаться. Привезли меня сюда в инвалидной коляске, и я быстро пошел на поправку. Тогда и начались откровенные исповеди, разговоры с батюшкой. Потихоньку, не сразу, всю свою жизнь ему выложил.

У каждого человека внутри есть своя чаша, где накапливается негатив, боль, и когда она переполняется, тяжело ее носить внутри себя. 

Помню, что после первой такой исповеди я вышел радостный — такая свобода, легкость! Думаешь, ну наконец-то! Но ты еще полностью не оторван от того мира, он тебя всё равно тянет. 

— Как удержаться от соблазна?

— Сейчас я никого из той жизни к себе не подпускаю. Я же и здесь раньше пил. Например, как-то сюда приехал человек, с которым я раньше сидел. Та жизнь снова вспомнилась на какое-то время. И тебе вовремя подносят стакан, как чувствуют. Так что да, я пил, я этого не прячу, иначе еще глубже тебя затянет. Рассказываю на исповеди. Отца Андрея Лемешонка я люблю как батьку. Он дал мне жизнь, конюшню дал, несмотря ни на что, он позволяет мне заниматься ей дальше. Он близкий какой-то, как старик, с ним легко разговаривать. Надо сказать ему большое спасибо, он верит в людей, дает людям жить, если человек хочет, конечно. Для жизни надо совсем немножко — просто верить…

— …Что жизнь не закончилась?

— Да, верить в хорошее. Раньше я ни о чем не думал, пил, гулял и считал, что это и есть жизнь, потому что другой у меня не было. Но та жизнь была ошибкой. Сейчас мне 47 лет, и я действительно чувствую жизнь. Только сейчас у меня появился близкий человек, мой друг, моя половинка, моя радость. С которой у меня не телесная близость, а близость души. В трудный момент она мою проблему взяла в себя. Батюшка первый узнал. Живите, сказал. 

Я это как чудо воспринимаю. Большое чудо. Не знаю, как заслужил. Может быть, Господь видит, как я меняюсь внутри, начинаю жить не ради себя. Сейчас я живу ради кого-то и чего-то. Хочу, чтобы конюшня жила, чтобы сюда приезжали люди.

— Могли представить, что ваша жизнь так наладится?

— Неа. Никогда. Я думал, может быть, у меня все-таки будет какая-то семья, ну, может быть. Верить-то я верил, а как оно будет? Вот теперь я верю в это целиком и полностью. И с каждым днем ценю это всё больше и больше. 

Конюшня «Монастырский конный двор» приглашает всех желающих в гости! Всю интересующую вас информацию о посещении вы можете узнать на сайте конюшни.

Беседовала Ольга Демидюк

Фотографии Максима Черноголова

06.10.2021