«Есть надежда, что Пасха тебя воскресит» (ч. 2)

На одном из сестрических собраний монашествующие и белые сестры поделились тем, что их поддерживает и питает во время поста. Возможно, этот опыт поможет кому-то из нас в Великий пост.

Сестра Екатерина Крылова: У меня сейчас непростой период. Кроме семейного послушания, мне неожиданно досталось еще одно: участие в создании общественной организации «Отчизна» по защите семейных ценностей в нашей республике. Некоторые из присутствующих, возможно, уже слышали про нее. Получив такое предложение, я захотела отказаться и закрыться: «Я не буду в этом участвовать. Я хочу просто жить в своей семье, воспитывать детей и вести обычную жизнь».

Но, вовлекаясь в данную тему, я поняла, что идет самая настоящая война. Она всегда шла, а сейчас стала еще более сильной и целенаправленной — против семьи. В обители монашеская семья. Для нас сестричество — тоже семья. И есть мирские семьи, где дети воспитываются с понимаем, кто они и для чего пришли в эту жизнь, осознают себя как личности. Вот это всё и планируется упразднить. Читаешь и думаешь: «Не может такого быть! Неужели это правда?!»

В «Отчизне» много сведущих людей, которые давно в теме и понимают, насколько далеко зашло противостояние традиционным ценностям даже в нашей стране. Сколько денег влито, сколько программ работает против семьи! Помните, мы собирали подписи против пропаганды ЛГБТ? Так вот в Норвегии уже принят закон, согласно которому за любые негативные слова про извращения и извращенцев введена уголовная ответственность. Скоро и до нас дойдет…

Знания позволяют себя обезопасить. Приведу пример. Мы со свекровью разговаривали про наушники, чтобы не отвлекаться за рулем на телефон, — и вечером мне приходит реклама таких наушников! Вот так работают программы, которые нас всех прослушивают.

Недавно мы разговаривали с председателем «Отчизны» Мариной Славик, мамой пятерых детей, недавно получившей Орден Матери, и сошлись в том, что мало кто понимает, насколько реальна и сильна эта война. Но ведь кто-то же должен противостоять силам, воздействующим на наших детей… Поэтому я и участвую в этом деле. Не удаляйтесь из группы, если вас пригласят в «Отчизну», там будет очень много важной и полезной информации.

Вот в таком состоянии раздрая и вхожу в пост... Но, слава Богу, есть монастырь. Здесь литургия, дети в воскресную школу ходят. Читаем, смотрим видеоматериалы, подготовленные сестричеством. Спасибо всем братьям и сестрам за такой громадный труд. Особенно это помогло прошлой весной, в разгар коронавируса, когда со всех сторон на тебя обрушивался поток информации, все вокруг суетились. Приходишь весь дрожащий на исповедь, исповедуешься, причастишься — и отпустит. Правда, к концу недели снова себя накрутишь. А ведь такая внутренняя нестабильность очень влияет на отношения с людьми. Нужно доверять Богу.

Сестра Марина Сергеева: Кто питает до поста, Тот и в пост меня питает. Я никакой разницы не вижу совершенно. Если ты до поста ленивая была, то и в пост будешь лениться. Если не молилась, то и в пост не будешь. Хотя, конечно, службы очень «подтягивают». Живешь от Причастия до Причастия.

Недавно мы посмотрели фильм «Где ты, Адам?» Я рыдала. По себе. Мне стало так стыдно за себя и свою жизнь! И очень больно за отца Андрея (духовника обители прот. Андрея Лемешонка. — Прим. ред.). В фильме духовник так искренне плачет по своим чадам: «Я беру тебя и беру еще один крест на себя…» Я не знаю, батюшка, плачете ли вы по каждой сестре, черной или белой, которая приходит и просит ваших молитв. Не знаю, плачете ли по мне. Но мне стало очень стыдно. Может быть, не внешне, но в вашем сердце много «ножиков», которые мы вам вставили…

В целом через весть фильм проходят отношения «духовник — чадо». И я вспомнила свою первую встречу с отцом Андреем. Пока я ждала его на гульбище в Никольском храме, наблюдала такую картину. Две сестры, в черном и белом облачении, с нетерпением дожидались батюшку. И их обеих звали как и меня — Марина. И вот появляется отец Андрей. Первая сестра: «Отправьте меня на подворье, не хочу здесь, мне здесь плохо!» Отец Андрей отвечает: «Марина, иди молись. Служба идет». — «Нет, я так не хочу!» — «Иди молись». Вторая Марина подходит: «Да вы вообще не авторитет. Я вообще вас не уважаю. Вас слушаться? Да вы кто такой?!» Я отца Андрея еще совершенно не знала, но Господь показал меня во всей красе, потому что на тот момент я и молиться не хотела, и не слушалась никого, авторитетов для меня не было.

Отец Андрей тем временем пытался ко мне подойти: «Простите, человек меня ждет уже давно, мне нужно с ним поговорить. Отпустите меня, пожалуйста». И вот он садится рядышком и спрашивает: «Как вас зовут?» «Марина», — отвечаю, шмыгая носом. — «Ну, вы же не такая, как они?»

Сейчас это многим свойственно: молиться мы не хотим, нет никаких авторитетов, никто никого вообще не слушается, пост — не пост. Сложно себя понудить. Хотя лично у меня есть и время, и силы, и возможности. Но не получается у меня молиться внимательно, сердечно… И я нашла выход: теперь я беру благословение каждый день. Иначе дай мне волю — я буду сачковать: хочешь — помолись, хочешь — полежи…

Для себя я открыла, что настоящие отношения с духовником — это абсолютное доверие. Когда ты не даешь ему никаких оценок — ни хороших, ни плохих. Когда ты ему полностью доверяешь. И всё.

У нас многие десятилетиями ходят в монастырь, а духовника нет. А значит, нет человека, который знает тебя вдоль и поперек: все твои помыслы, все твои сомнения. К кому ты можешь подбежать в любой момент где-то между службами и задать вопрос. Или позвонить, когда не знаешь, как поступить. Это редкость. Чаще получается — сегодня к одному, завтра к другому. И мне кажется, это неправильно для духовной жизни. Ведь как тяжело открывать Богу себя, такую «красавицу», в присутствии того, кто тебя хорошо знает! Нам всем не хватает настоящего послушания: когда к священнику относишься как к духовнику и на всё берешь благословение. Многих ошибок можно было бы избежать.

Когда я увидела в фильме, как духовник монастыря плачет, мне стало невероятно больно. Давайте будем как-то стараться слушаться, доверять…

Еще врезались следующие слова: «Если жизнь человеческую отмерить по шагам и ты, например, должен сделать сто шагов, то три шага ты делаешь сам, а девяносто семь за тебя идет Христос».

У нас есть духовник, есть владыка Вениамин — я призываю вас доверять им, не оценивая, хотя это очень трудно. И не ранить тех, кого мы очень любим. Я своей жизнью делаю больно тем, кого очень люблю. Не делайте больно. Давайте слушаться. Давайте молиться. Давайте трудиться.

Как там в Дохиаре трудятся! Мы тут на релаксе, в расслабоне полном! У них келейная молитва с двух до трех ночи, а с трех до семи — молитва в храме. С семи до восьми они кушают и потом два часа спят. А затем работают целый день. В фильме отец Григорий (о. Григорий (Зумис), игумен Дохиара на момент съемок фильма. — Прим. ред.) рассуждает, что человеческими силами невозможно в таком режиме жить и работать. Я с ним согласна полностью. А мы в Великий пост немножко напряжемся, а потом снова расслабляемся.

Но всё равно я чувствую, что Бог любит меня. И всегда это чувствовала. В одной семье растут разные дети. С одним нужно строго, а с другим — ни в коем случае, не поможет. Я такое чадо у Бога, которого Он только любовью воспитывает. Покаяние рождается, когда я вижу эту любовь, что Бог мне дает абсолютно всё. Помолитесь за меня, чтобы Господь меня спас, хочу я этого или не хочу.

Отец Андрей Лемешонок: В Дохиаре трудятся так, как нигде на Афоне больше не трудятся. Эта трудотерапия на каком-то этапе человеку необходима. Мы этот фильм смотрели несколько лет назад. Сцена, где они там с тачками бегают, напомнила мне, как мы трудились в кафедральном соборе: по 12 часов каждый день пахали. Таскать и мешать цемент — очень трудно, буквально всё болит, хотя я тогда еще был молодым. Поспишь и снова по 12 часов работаешь. Но для меня такой труд был палочкой-выручалочкой: ты только спишь, ешь и трудишься, ни о чем пустом не думаешь. А работы было много: храм был в сильном запустении, техники не было, всё делали своими руками…

Мне кажется, человек в монастыре должен работать на износ. А когда страсти улягутся, тогда уже начнется и духовный труд. Если не было первого этапа, о какой духовности можно говорить? Одни мечты. Если не было крови, то какой дух?

Сестра Татьяна Абрамова: Наверное, для меня сейчас пост — это большая радость. Перед Рождественским постом я длительно и тяжело болела. Наверное, есть такие духовные вещи, которыми лукавый борет человека и телесно, и морально — со всех сторон. Я ту войну проиграла. Проиграла, потому что осудила, была резка в оценках. Видимо, идет внутреннее созревание души.

Вспоминаю слова святого Иоанна Кронштадтского: «Бог попускает мучить душу человека, чтобы она начала искать светлые силы». Наверное, я потеряла светлые силы, если со мной такое произошло. Начинаю искать. Безмерно рада, что добралась сюда. Возвращаешься, восстанавливаешься и начинаешь ценить всё, что тебе дано.

Как-то я видела, как одна женщина шла от метро во Владимирский храм. Видно было, что каждый шаг ей дается с болью. И она каждый шаг сопровождала молитвой: «Ангеле-хранителю мой, помоги мне. Господи, доведи меня». Я поддерживала ее под руку и чувствовала, что Бог через нее говорит и со мной. Это была настоящая молитва. Я впервые видела, чтобы человек молился при каждом шаге. Это так запечатлелось в душе и сердце…

Отец Андрей Лемешонок: В Церкви Христос питает нас всех Своей любовью. В полноте. Ты видишь, насколько Бог всё держит под Своим контролем. Видишь, как к тебе, представляющему собой жалкое зрелище и в духовном и в физическом плане, вдруг прикасается Бог, и ты становишься другим. Это не перестает удивлять: сила Божия в немощи совершается. И рождается надежда: как бы ни было тяжело и плохо — значит, так нужно. Чем хуже — тем лучше.

Великий пост полностью меняет богослужение, всю атмосферу. Я надеюсь, что Господь каждого приведет в ту меру, которую он может вместить в этой временной жизни.

Подготовила Мария Котова

«Есть надежда, что Пасха тебя воскресит» (ч. 1)>>

18.03.2021