Отец Николай
Рубрика «Другая Земля» основана на документальных материалах одноименной книги, изданной в нашем монастыре в 2011 году. Авторы и герои книги — сестры и братья милосердия, монашествующие, насельники интерната.
На протяжении многих лет сестры и братья нашего монастыря и Сестричества в честь преподобномученицы Великой княгини Елисаветы посещают проживающих в психоневрологическом интернате № 3 г. Минска, стараясь помочь им молитвой, добрым словом, душевным участием.
До болезни батюшка служил на приходе в Украине. В детстве у него была какая-то травма головы. Окончил академию, рукоположили его. Он целибат, у него не было семьи. С возрастом болезнь стала проявляться. Сестра сначала взяла его к себе, а потом в интернат определила. Когда он только попал в интернат, рассказывали, что он был очень возбужденный. Наверное, в тот период он не проявлял себя как человек верующий, может быть, у него даже был и протест. Но сейчас, сколько лет мы его знаем, он регулярно исповедуется, ходит в храм, причащается.
Из воспоминаний отца Сергия Нежборта: Долгое время я ходил в отделение, где лежит протоиерей Николай. Что меня в отце Николае поражало, у него было такое редкое качество, как скромность. Обычно, когда человек знает о себе, что он обладатель какого-то достоинства или сана, он всегда в окружении других людей ведет себя так, что чем-то себя выдает; можно сразу увидеть, что этот человек какой-то особенный. Отец Николай в этом отношении весьма умело скрывается. Если не знать, что он священник, то ни по каким признакам не догадаешься об этом. Он всегда вел себя в окружении других больных естественно: спокойненько сидел, если все сидели; если все шли пить таблетки, он спокойненько шел пить таблетки; если санитары начинали указывать, он все их указания выполнял. Никогда при мне он не проявлял никаких амбиций. В то же время в нем удивительная была черта, которая свойственна священнику — желание служить людям. Бывали часто такие ситуации, когда он желал уступить место, несмотря на то, что он и старше, и ноги у него больные, но он делал всё, чтобы умалить себя. Он всегда старался что-то подарить. Например, когда в интернате на ужин подавали вареные яйца, он яйцо возьмет, в карман спрячет, а потом дарит это яйцо как некий пасхальный подарок.
Был период, когда с ним можно было очень много разговаривать. Он отвечал на вопросы, рассказывал о себе достаточно много. Он учился в духовной академии в Троице-Сергиевой лавре вместе с нашим владыкой Филаретом, владыка его помнит хорошо.
С отцом Николаем у меня связано несколько умилительных моментов. Однажды мы привели больных после акафиста в отделение. Я поговорил с санитаркой. Затем смотрю, отец Николай сидит на лавочке, внешне очень умиротворенный. У него была особенная старческая красота, можно сказать, аристократичность. Он так сидел, что трудно было поверить, что он находится в интернате, скорее, он выглядел, как какой-то интеллигентный человек, который отдыхает где-то в скверике. Меня всегда поражало, что внешняя обстановка батюшку никогда не смущала. Я тогда подсел к нему, и так приятно было находиться возле него, он излучал покой, тишину. Я не знал, что сказать, хотелось что-нибудь спросить, поговорить, и в то же время мне было страшно нарушить эту тишину каким-либо нелепым вопросом. Наконец, я спросил его, о чем он думает. А он мне в ответ: «Я думал о Евангельском чтении». В коридоре шум, гам стоял (больные кричали, кто-то бегал). Я даже как-то растерялся и переспросил, какое Евангельское чтение он имеет в виду? А он мне начинает цитировать Евангельское чтение, которое читалось на акафисте. Я замолчал, больше ничего не спрашивал, но этот момент был для меня очень поучительным.
Порой казалось, что отец Николай совершенно обычный человек, и то, что он находится в интернате — это некий подвиг смирения. Порой казалось, что батюшка — просто болящий, как и все болящие. Как-то в нем это одновременно уживалось. Я испытывал к нему уважение большое и благоговение. Но бывали у меня такие моменты, когда я испытывал то, что испытывают иногда люди за своих родителей, когда где-то в обществе их родители (мать или отец) делают что-то нелепое, выглядят смешно. От этого становится очень больно, хочется спрятаться.
Несколько лет назад, когда в интернатском храме не было служб, мы собирались со своими больными и пели акафист. Отец Николай читал, как священник, а мы пели. И он потом помазывал всех маслом. Умилительно это было. Отец Николай прекрасно осознавал, что он священник, и вел себя во время акафиста точно так, как должен вести себя священник. Он подходил к иконе Спасителя, руки поднимал и говорил: «Слава Тебе, Христе Боже наш». Потом подходил к иконе Божией Матери: «Пресвятая Богородице, спаси нас». Так это красиво, в его возрасте, в его состоянии — какая-то удивительная величественность. Потом он всех помазывал освященным елеем, если кто-то из больных задерживался, отец Николай легонько подталкивал его. А ведь еще полчаса назад мы его привели вместе со всеми больными из отделения, и он вообще себя никак не выдавал. Когда мы возвращались, он становился опять таким же, как все. Никакой кичливости, никакого желания показать, что он особый.
Из воспоминаний Елены, сестры милосердия: Он молчит. Практически ничего не говорит. Но когда человеку необходимо услышать какое-то спасительное слово, отец Николай обязательно скажет. Кажется, батюшка ничего не делает, абстрагируется от всех. Но это не так.
Этим летом я и Оля собирались поехать в Африку, поработать преподавателями. Там необходимость есть во врачах, в учителях. И, ни у кого не спросив совета, мы уже писали резюме, мы уже что-то решали. Пришли в отделение к Оле. Начался молебен. Молимся, а батюшка что-то говорит, говорит, вдруг слышим: «Африка — это не надо. Африка — это не то, что нужно. Там всё хорошо, но Африка не надо. Там люди живут, пускай себе живут. Можно посмотреть по телевизору, а туда — не надо». Он ничего не знал. Я ему ничего не рассказывала. Были только мысли. И вот он высказал свое отрицательное отношение к поездке, и само собой всё решилось: ехать туда не надо. Душа сразу приняла его слово. Я только улыбнулась и сказала: «Слава Богу!»
Из воспоминаний Ольги, сестры милосердия: Батюшка — благодатный. Когда Господь Бог приводит человека в храм, человек еще не совсем готов к служению Богу, к послушанию, он не смиренный, и я такая была. И батюшка долгое время меня не благословлял. Все сестры подходят, он их благословляет, а меня нет. Я так мучилась. И я стала у Господа просить: «Господи, измени меня как-то к лучшему. Помоги мне бороться со страстями, с грехами». Мне понадобилось, может быть, полгода молитвенного труда, чтобы батюшка первый раз меня благословил. Сейчас, слава Богу, пока благословляет. А иногда и прикрикнет: «Ну, иди, иди!» — когда я без утренней молитвы прихожу в интернат, в спешке. Как обычно, летишь, несешься, а нужны гармония, спокойствие в душе, смирение, молитва.
Отец Николай постоянно один. Или стоит один, или ходит. В отделении всякие случаи бывают, иногда и дерутся. Вот недавно был конфликт у санитара с одним проживающим, который не хотел таблетки пить. Батюшка посмотрел на них, видимо, помолился внутри, перекрестил, развернулся и пошел.
Из воспоминаний послушницы Тамары: Последнее время тяжко батюшке бывает. Раньше мы с ним сядем на лавочку, поговорим. Он все молитвы помнил. И не только молитвы, а весь порядок службы. Он настоящий духовный человек. Хоть и больной сейчас. Когда привезли его сюда, никто и не знал, что он священник. Это я обнаружила, когда создавала коллектив художественной самодеятельности. Я всех проживающих подробно расспрашивала об их жизни. И с батюшкой поговорила. Помню, ему вопрос задала тогда: «Ну, как Вам здесь?» Он как-то грустно ответил: «Хочу служить». Я стала утешать: «Ну, батюшка, может, всё пройдет, будете служить». А сейчас спросишь: «Как дела?» «Да мне вроде ничего», — говорит.
Из беседы с протоиереем Николаем:
— Батюшка, расскажите о Вашей жизни.
— Что можно сказать? Как в «Верую» поется: чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Жизнь наша как у Бога один день — как тысяча лет, а тысяча лет, как один день.
— Батюшка, как Вы к Богу пришли?
— Мы пришли к Богу тем же самым путем, что и все люди.
— Через скорби?
— Да, через страдания Христа Спасителя, вознесшегося на Небо и сидящего одесную Бога Отца.
— Как в этом мире можно спастись?
— И трудиться, и молиться. Нужно, чтобы умиротворилось всё человечество.
— Как научиться смирению?
— Смирение? Это то же самое, что и послушание.
— Я очень хочу узнать волю Божию.
— Если кто много будет знать, всё равно не узнает. По вере ваю буди вама (Мф. 9: 29).
— Как стяжать благодать Божию?
— Мириться надо вот с этой ситуацией (батюшка указал рукой на больного человека, лежащего на койке).
— Чего хочет Ваша душа?
— Душа хочет успокоиться на веки вечные.
— Вам не страшно, батюшка?
— Не так оно страшно, как его малюют.
— Уныние нападает на Вас?
— Ничего. Там успокоимся все. Нужно примириться со всеми, и спасемся. С нами Бог Своею благодатью.
Протоиерей Николай упокоился в октябре 2014 года. Вечная ему память.
Продолжение следует…
22.12.2020