«Обитель стала семьей» (часть 1)

Порой мы мечтаем, строим планы, стремимся к каким-то целям, но встреча с Богом меняет всё. Казалось бы, те же обстоятельства, те же люди, а всё уже по-другому — начинается новый отсчет…

История близняшек Лены и Оли Турковых и брата Николая Стороженко — это история служения и любви, история большой монастырской семьи и малой Церкви.

«Мы искали...»

Лена: У нас не было церковных бабушек и дедушек, мама с папой тоже в этом вопросе не стали примером, но интуитивно нас всегда тянуло в храм, душа стремилась к Богу. Жили мы в городе Новолукомле Витебской области. Недалеко от дома стояла красивая деревянная церковь в честь священномученика Владимира, после пожара на ее месте построили храм в честь святителя Николая Чудотворца. Детьми мы часто туда заглядывали, приходили на занятия в воскресную школу, слушали и убегали.

Оля: Но я помню, как мама рассказывала, что бабушка Феня (ее мама) один раз в год, на Пасху, водила детей в Белую церковь — это памятник истории и культуры в 10 км от деревни, в которой они жили. Дети постарше шли сами, маленьких несли на спине. Приходили в храм, стояли на службе, освящали куличи и пешком возвращались.

В детстве мы искали: приходили в православный храм, в баптистскую церковь. Протестанты собирались в Доме культуры, приезжали иностранцы, привлекали детей игрушками, но в храме нам было уютнее. Родители к походам в церковь относились спокойно, не видели какого-то фанатизма…

Лена: В церкви было что-то таинственное, теплое, светлое, другой мир. Забежишь, постоишь, посмотришь на иконы и выбегаешь. Помню, как-то нам подарили маленький зеленый молитвослов, и он попал маме в руки. Мама прочла и учила нас молитве «Отче наш». Она не была церковным человеком, но в Бога верила и, когда нам с Олей исполнилось по 7 лет, а брату — 11, крестила.

Оля: Наш отец из Лиозно (городской поселок в Витебской области). Когда умер дедушка, нам с Леной было по 15 лет, и мы поехали на похороны. По соседству жила верующая женщина, и нас отправили к ней ночевать. В доме были иконы, хозяйка утром и вечером читала какую-то книжечку. Нам стало интересно, и соседка рассказала о Боге и Церкви.

В старших классах мы, как и все девчонки, по субботам ходили на дискотеки. Танцуем, потом убираем тушь и помаду с губ у зеркала в ДК и идем в церковь на праздник Пасхи. И причем не было смущения: «Как это после дискотеки в церковь?» — была такая наивность…

«Как будто над тобой включили фонарь»

Лена: Причастились мы в первый раз перед поступлением в университет. Когда наш старший брат после окончания школы поступал в медицинский, маме кто-то сказал: «Надо идти на исповедь и Причастие». С такой верой, по-детски, он пошел в храм — и действительно поступил. У нас была та же схема.

Оля: Уже в десятом классе мы начали заниматься с репетитором, мечтали стать студентками лингвистического университета. Сами себе дали установку, что перед сном будем 10 раз читать «Отче наш», и каждый вечер про себя молились. В одиннадцатом классе перед экзаменами исповедовались и причастились.

В университет мы поступили, правда, на платное отделение. Переехали в Минск, жили в общежитии, в течение первого года ударно работали, и через год нас зачислили на бесплатное отделение.

Лена: В группе мы сдружились с верующей девочкой Татьяной. Уже на первом курсе она нам сказала: «Девчонки, вы же крещеные, молиться надо, причащаться». Перед поступлением мы шли на Причастие без подготовки — не соблюдали пост, не вычитывали правила, не знали, как надо, а в этот раз готовились основательно: в субботу закрылись в учебной комнате и соборно молились.

Общежитие университета находилось рядом с храмом Марии Магдалины, именно там и состоялось наше первое осознанное Причастие. Лично у меня в душе было ощущение света, как будто над тобой включили фонарь, и он всё время горит.

Оля: Я это тоже почувствовала. Как будто с неба что-то освещалось, причем это ощущение длилось целый день. Мы молились на ранней службе, пришли уставшие, поели, прилегли, и этот дневной сон тоже был очень светлым. Вот так нас Господь объял и уже не отпускал.

Через несколько месяцев мы опять попросили Татьяну взять нас в храм, чтобы снова ощутить эти свет и тепло. Состояние повторялось, и нас тянуло в церковь…

«Вы пришли к нам? Заходите»

Оля: Наша верующая подружка как-то сказала: «Поехали, здесь недалеко монастырь». Это была зима 2004 года. У входа в Никольский храм на стульчике сидел отец Андрей Лемешонок. Мы очень удивились, увидев человека в черном облачении с бородой и длинными волосами. Он улыбнулся и сказал: «Вы пришли к нам? Заходите». Всё это было настолько ново, от батюшки исходило столько любви и добродушия, что мы застеснялись, улыбнулись ему, развернулись и как маленькие дети убежали.

Лена: Потом мы еще раз приезжали в монастырь. Шло богослужение, Никольский храм не был достроен, горели свечи, тогда мы исповедовались у отца Андрея Малаховского. Регулярно ездить в монастырь начали после первой студенческой Пасхи. Перед праздником мы сомневались, выдержим ли ночное богослужение, и всё же решили поехать в монастырь.

«После крестного хода заходим в храм, священник громко возглашает: "Христос воскресе!" Все кричат: "Воистину воскресе!" Мы смотрим на людей, а они такие счастливые, лица светятся. Рядом стоит одна сестра, и такая радость у нее, как будто что-то невероятно значимое произошло…»

Оля: Вот так через людей Господь показал, что Пасха — это Праздников Праздник. И тогда думалось: как нам такую радость получить? Очень хотелось испытать что-то похожее...

«Батюшка был нам как папа»

Лена: За этой радостью мы начали приезжать в монастырь, ходили на службы, трудились во славу Божию. Летели сюда после занятий и всю ночь работали в трапезной — мыли посуду, делали печенье, булочки. Помню, до 4 утра помогаем монашествующим сестрам, потом нам застилают на столах одеяла, мы спим, а в 7 утра идем на службу. Чаще всего получалось приезжать в монастырь в субботу, если занятия позволяли, могли и в будние дни. Монастырь тогда активно строился, все ударно трудились.

Отец Андрей Лемешонок исповедовал до утра. В полночь он приходил в трапезную поесть, а мы с Олей садились рядышком и вопросы задавали. Батюшка нам как папа был. На каком-то этапе у нас с родным отцом отношения потерялись, и он нам его заменил.

Оля: Отец нас оставил, когда мы с Леной окончили школу и поступили в университет. Вроде бы уже взрослые девочки, по 18 лет, но то, что отец создал вторую семью, было для нас как ядерная бомба, поэтому в батюшке мы видели папу, он нас согревал любовью. Может быть, отец Андрей и сам этого не знает, но он своим теплом и вниманием помогал нам.

Лена: Потом был период, когда мы убирали в церкви. В будние дни трудились в Елисаветинском и Никольском храмах, в субботу после всенощного бдения — в храме в честь иконы Божией Матери «Державная». Мы очень любили это послушание, говорят, важно сделать что-то именно для Божиего храма.

Оля: В то время в церковной лавке трудилась ныне почившая послушница Тамара Гвоздович. В будние дни после учебы мы бежали ей помогать, мыли и убирали храм, разговаривали с людьми.

Лена: Мама нас ругала за то, что мы много времени проводим в монастыре. Она тогда открыла для себя Бога, но не открыла церковную жизнь. Любая мать, узнав, что мы не просто ходим в храм, а трудимся и ночуем в монастыре, волновалась бы.

Оля: Мы — молодые, в самом расцвете юности, когда надо искать мужей, познавать мир, — пришли к Богу и всё отдавали монастырю. Для любой матери это — помешательство. Маме нужно было время. По молитвам батюшек и сестер она отпустила ситуацию — сейчас сама ходит в храм, на исповедь, на Причастие…

«Как будто приподнимаешься от этой любви»

Оля: В 2005 году мы открыли для себя взрослый интернат. 2 января впервые пришли на акафист святой блаженной Ксении Петербургской не как сестры милосердия, а как обычные прихожанки.

Помню, нас поразили проживающие в интернате — в них было много любви, трепета, заботы. В обычных людях этого не ощущаешь, только от мамы исходит такое тепло. А тут больные люди дают тебе всё это почувствовать. Нас как будто током ударило…

Лена: Я помню свои ощущения, когда мы впервые пришли в интернат. Сестры поют, больные рядом стоят, обнимают, хотят, чтобы и ты их обнял. Стоишь вроде на земле, а как будто приподнимаешься от этой любви.

Мы начали ходить в интернат по четвергам, а потом и по пятницам на Божественную литургию. Именно в интернате познакомились с послушницей Тамарой Гвоздович, которая приобщила нас к помощи в церковной лавке и стала второй мамой.

Оля: Она нас опекала, беспокоилась, как мы сдаем сессии, волновалась, что мы ничего не едим, всё время подкармливала, давала советы. Но сестра Тамара была строгой, могла и по лбу дать, если что-то не так.

«Эти здесь не останутся! Побегают и уйдут!»

Лена: Наш путь в интернате был тернистым. Особо никто с нами не церемонился, сестры присматривались около двух лет. Мы были молодые, эмоциональные, за строптивость и юношеский максимализм нас не принимали. Сестрам мы казались легкомысленными, на нас махали рукой: «Эти здесь не останутся! Побегают и уйдут!»

Мы — идейные, у нас всё горело, нам хотелось высказаться! А в монастыре и сестричестве первое что? Послушание и смирение. Мы выдвигали идеи, а нас всё время «прихлопывали»: «Сидите и молчите, вы даже не сестры милосердия…» Больновато было, иной раз даже до слез.

Оля: Братья и сестры нас серьезно «обтесывали», но мы держались за ребят. Ходили только ради них. Был, правда, момент, когда мы собирались оставить интернат. 6 февраля — праздник блаженной Ксении Петербургской. Мы с Леной чувствуем друг друга идеально, у близняшек общение душ, вот и мысль об уходе появилась одновременно.

Лена: Закончилась Божественная литургия, после нее в интернате всегда праздничный стол для администрации, сотрудников и прихожан. Опять в наш адрес прозвучали какие-то замечания, мы стоим в актовом зале и думаем: «Всё, ноги в руки и уходим!» Разворачиваемся к выходу, и тут нас останавливает сестра Людмила, теперь уже монахиня Феврония (Максименко), и говорит: «Сестры, куда вы? От Бога не надо уходить, надо помочь разливать чай». Вот так через сестру блаженная Ксения нас оставила, и мы уже 15 лет в интернате…

«Мы стали сестрами милосердия»

Оля: Вскоре нас благословили в сестричество. Мы с Леной ходили в разные отделения. У меня было 10-е мужское, я стала преемницей отца Сергия Нежборта и брата Дмитрия Кунцевича. Отделение было тяжелое, но очень намоленное. Я любила этих людей, душу вкладывала, помогая им раскрыться. Лена несла послушание в 9-м отделении, где тоже тяжелые ребята, лежачие, парализованные, она по сей день там трудится.

Лена: Когда мы стали сестрами милосердия, изменилось внутреннее состояние, появилось больше ответственности, серьезности. У сестер свое правило — помимо вечерних и утренних молитв они читают молитвы о единстве и строительстве, акафист святителю Николаю Чудотворцу, два раза в неделю мы трудимся во славу Божию в больнице. Это дисциплинирует и уже совсем другой Дух…