Матушка Рахиль

Из цикла рассказов «Милосердные сестры»

В маленьком притворе больничного храма, сразу, как войдешь, слева будет бак со святой водой, а справа — узкая, метра полтора, лавочка, покрытая стареньким половичком. На ней по ночам училась матушка Рахиль бодрствованию и молитве.

Когда заканчивалось вечернее богослужение, расходились прихожане и настоятель — иеромонах Сергий, преподав ей благословение, уезжал, она закрывала двери храма на ключ и оказывалась одна. Погасив свечи, оставляла горящими только неугасимые лампады и, не торопясь, вычитывала иноческое правило, то и дело творя земные поклоны со слезами и воздыханиями. Далеко за полночь матушка Рахиль садилась на лавку и долго пребывала без движения, без мыслей и чувств, внимая безмолвию своего сердца. Сон одолевал всегда неожиданно и был недолгим. В пять часов — полунощница, за ней — утренние молитвы. Затем надо было готовить обед для служащих на приходе, открывать храм для прихожан и вставать за свечной ящик, чтобы отвечать на вопросы, принимать записки о здравии и об упокоении. Обращенное на своего внутреннего человека, лицо ее всегда было сосредоточенным. Смотрела матушка участливо и мирно. Находясь рядом с ней, человек незаметно для себя самого успокаивался, становился тихим, собранным.

К восьми часам приезжал отец Сергий, благословлял мать Рахиль на те или иные послушания и удалялся в алтарь. Храм наполнялся молящимися, возжигались свечи, звучал возглас священника: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа…» Начиналась Божественная литургия.

Овца, спешащая на голос своего Пастыря, стояла матушка Рахиль пред Богом — маленькая, худенькая, с прядкой седых волос, выбившихся из-под черного апостольника, с длинными четками на кисти левой, со щепоткой троеперстия — в правой руке.

Сегодня ей нездоровилось. После службы матушка Рахиль приложилась к мощам целителя Пантелеимона, попила святой воды и, ни на кого не глядя, будто на чужих ногах, из-под которых уплывала земля, спустилась в ризницу храма. За рядами облачений, висящих на вешалках, она прилегла на трех стульях, чувствуя сильное недомогание, закрыла глаза, и все закружилось и поплыло пред ее внутренним взором.

Она увидела себя маленькой светловолосой девочкой по имени Ниночка, в ситцевом платьице, стоящую на холме по колено в цветущей траве, окруженную шмелями, бабочками, кузнечиками, теплым ветерком. Внизу рассыпалось домиками ее родное село, пахнущее домашним хлебом, медом и молоком, посреди которого, таинственный и величественный, грустил полуразрушенный храм бывшего монастыря — без креста на колокольне, с заколоченными окнами и дверями. «Я — птичка, веселая птичка!» — пела она, кружась и раскинув ручки, как крылышки, взмахнула ими и полетела, быстро перебирая ножками в легких сандаликах. <…>

Матушка Рахиль приподнялась и села на стуле. Голова шла кругом и недомогание усиливалось. Она прислонилась затылком к холодной стене и снова закрыла глаза.

Теперь она видела себя на склоне горы Фавор в черном иноческом облачении, глядящую с мольбою на распростертые далеко внизу окрестности Назарета. Она стояла, радуясь несказанно, и благодарила Бога за чудесное благовестие, бывшее ей незадолго до пострига.

Как-то явился ей в тонком сне святой великомученик и целитель Пантелеимон и сказал: «Приходи ко мне, я тебя не оставлю». Она, боясь прельщения, постаралась не думать об этом явлении из мира иного, но скоро жизнь стала складываться именно так. Нежданно-негаданно оказалась она послушницей Пантелеимонова храма, получила благословение жить на приходе. Здесь же приняла иноческий постриг. <…>

«Святой великомучениче и целебниче Пантелеимоне, моли Милостивого Бога, да оставление прегрешений подаст душам нашим!» — тихонько пропела она. Потом подумала: «Через два дня в храме — престольный праздник. Только бы Господь дал силы приготовиться к нему достойно!» <…>

— Матушка Рахиль, Вы — здесь? — послышался девичий голосок, и в ризнице зажегся свет. <…>

Больничный храм был освящен Святейшим Патриархом Алексием II по прибытии в Москву главы святого великомученика и целителя Пантелеимона в сопровождении афонских монахов. Чуть позже со Святой Горы Афон прислали в храм частицу мощей. Когда при больнице возникло училище сестер милосердия, его назвали Свято-Пантелеимоновским.

Матушка Рахиль, в миру — Нина Тихоновна Речнова, пришла в Пантелеимонов храм вместе с назначением нового настоятеля. Отец Сергий знал Нину Тихоновну еще по монастырю, в котором долгое время служил. Знал он также ее жизненную историю и, помолившись, благословил подвизаться в храме.

Муж Нины Тихоновны давно умер. Дочь вышла замуж, привела в родительский дом своего избранника, родила ему двоих детей. Жили поначалу все вместе. Но зять, не желая терпеть рядом религиозного человека, поставил дочери условие — «или я, или твоя мамаша». Чтобы сохранить семью дочери в мире, Нина Тихоновна собрала нехитрые пожитки и с небольшим чемоданчиком пошла в монастырь. Обитель восстанавливалась, и помощь Нины Тихоновны очень пригодилась. Труду в монастыре она отдавала все силы. И потом почитала зятя за своего первого благодетеля, что вынудил ее покинуть дом и пойти на службу Самому Господу.

По благословению правящего архиерея в монастыре поселились несколько иноков, послушников и два монаха, один из которых был назначен настоятелем. Не было ни посуды, ни пригодных помещений, жили в вагончиках, еду варили на костре. В первый же год завели корову, посадили огород. Как только отремонтировали притвор главного храма, сразу соорудили небольшой алтарь и престол, освятили помещение, привезли из епархии антиминс, начались богослужения, и стало все с помощью Божией одно за другим налаживаться и выстраиваться.

Однажды к Нине Тихоновне подошел бездомный бродяга, перекрестился на храм и достал из-за пазухи старинную икону великомученика и целителя Пантелеимона. Он сказал, что это — все, что у него осталось. Что он, вопреки всем скорбным обстоятельствам своей загубленной жизни, старался сохранить семейную реликвию и теперь решил пожертвовать икону монастырю. Они пошли к настоятелю и получили благословение поместить образ в храме. Бомжик тоже остался в обители и через некоторое время стал послушником.

Нина Тихоновна попросила благословение служить несчастным у иеромонаха Сергия, который к тому времени стал ее духовным отцом. С тех пор Нина Тихоновна привечала скитальцев, которые приходили в монастырь с просьбами о помощи. Она молилась о них, кормила, обстирывала, переодевала в новую одежду, обрабатывала и перевязывала раны. Некоторые оставались, селились рядом с ней и уже сами начинали помогать обители, возвращаясь под Покров Матери Божией. <…>

— Матушка Рахиль, Вам нездоровится? Позвать врача? — спрашивала сестричка.

— Врач всегда рядом, только призови молитвой: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешную!» — ласково улыбнулась мать Рахиль, удивляясь тому, как звучит ее собственный голос и как долго тянутся слова.

— Тогда я позову батюшку, — встревожилась сестра и побежала за священником.

Матушка Рахиль знала в училище всех благочестивых девушек по именам. У сестричек были ежедневные дела в храме: пекли просфоры, пели на клиросе, вели занятия с малышами в воскресной школе, рукодельничали, украшали храм цветами, чистили подсвечники, мыли посуду, полы, ходили вместе со священником в больницу к тяжелобольным. Матушка Рахиль была рядом. Ее присутствие в жизни сестер милосердия стало естественным, необходимым. Они доверяли ей свои секреты, просили совета, молитв. «Милость — у Господа, трудно нам в милосердии Богу уподобиться: ни прощать, ни любить не умеем, друг друга обижаем, сами обижаемся», — часто говорила она девушкам.

Это лето выдалось на редкость жарким. В Подмосковье горели торфяники. Лесные пожары, как смерчи, носились по центральной России. Москва погрузилась в сплошное дымное облако и стала терять сознание от удушья. Ждали, просили у Бога дождя, но сушь только усиливалась. Уже больше месяца в храме неподвижно стоял дым и запах гари.

Как-то сестры собрались в трапезной, хлопоча и переговариваясь между собой. Матушка Рахиль достала с полки Священное Писание и стала в нем отыскивать какую-то страницу. «Сестры, послушайте, что говорит Господь», — обратилась она к девушкам. Все обернулись со вниманием. И матушка Рахиль прочитала: «Так говорит Господь: с раннего утра производите суд и спасайте обижаемого от руки обидчика, чтобы ярость Моя не вышла, как огонь, и не разгорелась по причине злых дел ваших до того, что никто не погасит… Но Я посещу вас по плодам дел ваших, говорит Господь, и зажгу огонь в лесу вашем, и пожрет все вокруг него». Это — пророчество Иеремии. Надо задуматься. С какой легкостью мы друг друга обижаем и как легко обижаемся! И не щадим, и не прощаем, и сколько в нас гордости, и нет в нас милости! И кто из нас может называться человеком милосердным? И вот, потому горят наши леса, чтобы мы помнили об огне адском неугасимом. Одна надежда — на милостивого Бога. Молитесь, сестры, чтобы Он научил нас истинному милосердию, научил любить людей!» <…>

Матушка Рахиль уже не видела, как подошел отец Сергий, позвал ее, не дождавшись ответа, перекрестил и помазал елеем. Не видела она, как стояли пред иконами испуганные сестрички и усердно молились, другие — суетились в ожидании врачей, собирая в ее сумку то, что может пригодиться в больнице. <…>

Она пришла в себя через сутки. В ее палате дежурила сестра милосердия Лидия Андреева. Матушка Рахиль теперь отчетливо различала предметы, сразу узнала сестру и членораздельно произнесла: «Что, неужели дождик идет, Лидочка?» Сестра, обрадованная и счастливая, всхлипнула и закивала головой. За окном под трубы и барабаны танцевал грозовой ливень.

Пришел отец Сергий со Святыми Дарами, со светлым лицом и с капельками дождя на бороде и скуфейке. Он наклонился к матушке, и она тихо ему сказала: «Святой целитель позвал меня многогрешную к Себе, надо идти. Благослови, отче, и напутствуй!» <…>

Матушка Рахиль отошла ко Господу, как только завершилась в храме всенощная накануне дня чествования Церковью святого великомученика и целителя Пантелеимона.

6.03.2020