Мария. Три ночных дежурства (часть 2)

Из цикла рассказов «Милосердные сестры»

Рассказ второй

Многие годы Мария возвращалась с работы по Тверскому бульвару. Напротив нового МХАТа присаживалась на скамейку и подолгу смотрела на старинный трехэтажный дом, дремлющий по соседству с бетонной коробкой, сверкающей блеском фасадного стекла. В том доме почти двухвековой давности она (в начале 60-х) родилась и выросла, а в той школе, крыша которой чуть виднеется в глубине, чуть поодаль, училась.

Иногда ей отчетливо слышались голоса, несущиеся из прошлого, воскресали в памяти картины пережитых событий и родных лиц. «Маша! Моя Машенька!..» — звучал голос всегда беззаботной матери, слышалось бодрое пение отца, перебирающего клавиши рояля. Это случалось, когда родители возвращались в Москву из очередной продолжительной командировки за границу. Виделся всегда хорошо сервированный и вовремя накрытый большой круглый стол, за которым принято было неукоснительно собираться в обеденный час. Вспоминалась бабушка, которая оставалась с внуками на долгое время, пока родители жили за рубежом, всегда озабоченная собственными персональными выставками, живописью, выездами на пленэр, бурной богемной жизнью и своим моложавым видом. С «очаровательной Машутки» она делала бесконечные наброски и рисовала этюды для будущих масляных шедевров, а с Машиного брата Костика копировала утонченных ангелов. Константин решил пойти вслед за отцом и для этого учился в Институте иностранных языков, всё свое время проводил где-то и с кем-то из своих многочисленных друзей, оседая дома только на краткий период подготовки к сессии.

Хозяйство в доме вела домработница тетя Паша, по-деревенски мудрая и простая, малоразговорчивая, которая если рождала из себя слово, то — наповал разила не в бровь, а в глаз. С ней любили беседовать Костины друзья, чтобы потом рассказывать друг другу анекдоты «про тетю Пашу».

Машенька оканчивала школу и была тогда слегка влюблена в одного из друзей брата — кареглазого блондина, будто сошедшего с киноэкрана, вальяжного красавца Бориса, сына видного партийного чиновника. Он научил ее подолгу, до изнеможения целоваться и пристрастил к запрещенной в то время литературе. В их компании передавались из рук в руки книги Фрейда и Юнга, Кафки и Булгакова, Розанова и Флоренского, все тайно увлекались Чюрленисом, Рерихом и Блаватской. Долгие полночные разговоры о смысле жизни не закончились для Маши с ударом захлопнувшейся двери, когда Борис застегнул кое-как пуговицы на рубашке, затем дрожащей рукой пригладил на голове волосы и выпалил, уходя: «В мои планы не входит женитьба на тебе!»

Развитая не по годам Маша спокойно сдала выпускные экзамены, получив медаль, и продолжила напряженный поиск своей дороги в жизни. На семейном совете, когда все были в сборе, отец сказал: «Логично было бы поступить тебе в Институт международных отношений. Там у меня много друзей. Что ты думаешь об экономическом факультете?» «Папа, ты меня прости, но я хотела бы до конца быть откровенной с тобой. Ты позволишь?» — спросила Маша. «Валяй!» — отец снисходительно махнул рукой. — «Так вот, когда я пытаюсь быть дипломатичной, то кажусь себе жалкой и примитивной, потому что приходится мыслить и чувствовать одно, говорить совсем другое, руководствуясь при этом придуманным сценарием, далеким от совершенства. Всякий раз я убеждалась в том, что любые хитрости и игры лукавого ума делают людей слабыми и несвободными, даже если удается подняться по головам на вершину власти и влияния. Меня это не увлекает. А болото из цифр, бумажная канитель, канцелярщина — страшно пугают своей способностью обезличивать, сушить и штамповать мозги. Мне интересно то, что происходит с душой человека на протяжении всей его жизни, что влияет на его индивидуальность и неповторимость, почему человек более всего стремится к любви и без нее деградирует, превращаясь в марионетку, в бездушную шестеренку…» Маша остановилась, чтобы перевести дух. Воцарилась тишина. Отец пошевелился в кресле: «Так куда же ты решила поступать? Что-то я не пойму…» «Не знаю пока, надо еще подумать», — ответила Маша. «Она вся в меня пошла, вот и весь сказ! Творческий человек!» — восхитилась бабушка. Мама засмеялась: «Ай да Машутка! Какая у нас выросла! Надо ее наряжать и замуж отдавать поскорее, а то умная очень. Как бы всех женихов не распугала своим интеллектом! Куда ей еще учиться-то, отец?» Тетя Паша закончила расставлять чай и между прочим сказала: «У нас в деревне одна такая в монашки подалась». Все разом всхлипнули от смеха и принялись за чай с пирогами.

В августе Маша объявила, что поступила на искусствоведческий факультет МГУ. Учеба захватила и увлекла, открывая необозримые горизонты и перспективы. Яркая, видная, одетая по последнему слову моды в наряды из-за кордона, высокого роста, хорошего сложения, с красивыми чертами лица, с умными, выразительными глазами, она внушала молодым людям скорее благоговение и робость, чем решительное желание активно поухаживать. На завоевание подобной королевы мог отважиться далеко не каждый. Кому охота рядом с такой девушкой казаться невзрачным, недотепой и бездарностью? Женились в основном на неприметных сереньких мышках, Машиных однокурсницах, рядом с которыми можно было расправить плечи и почувствовать себя умниками и даровитыми симпатягами. Другое дело, что лет через десять-пятнадцать эти скромные дурнушки превращались в толстых, деспотичных баб, от которых надо было бежать, оставляя взрослых детей и всё нажитое. А Маша мечтала и ждала своего суженого, способного на независимые и отважные поступки, в которых не разочаровываются.

Когда она училась на третьем курсе, в университет приехала с концертом ультрапопулярная тогда рок-группа. После выступления музыканты отвечали на вопросы студентов, потом артистов пригласили к себе искусствоведы. Как-то так получилось, что за накрытым столом Маша оказалась рядом с одним из участников группы, юношей малопривлекательным, на первый взгляд, но необъяснимого, гипнотического обаяния. Маша поддалась и поздно вечером оказалась с ним в баре на углу Суворовского бульвара и улицы Герцена. Общаться было так интересно, что не хватило сил для расставания, и Машин новый друг поехал к ней в гости. Бабушка недомогала и давно уже спала в своей комнате, тетя Паша уехала по каким-то делам к себе в деревню, родители были в очередной загранкомандировке, Костик хронически отсутствовал. Влюбленные, не отрываясь друг от друга, просидели при свечах до самого утра, и было понятно — встреча роковая и уже непреодолимая.

Всепоглощающая, пронизывающая с головы до ног, горящая светом и жаром целого солнца, Машина страсть к этому чародею ослепила и осчастливила, переполнила ее через край. Они сняли отдельную квартиру в Измайлове и стали жить вдвоем, взахлеб, на грани всех возможных эмоций. Сначала они больше месяца не расставались ни на миг. Потом он уехал в турне по Сибири и звонил ей по несколько раз в сутки. Когда вернулся, она — лучезарная и совершенно безвольная — подчинилась ему совершенно, не в состоянии при нем говорить, чувствуя его присутствие, как воздух, инстинктивно повторяя за ним малейшее движение и дыхание…

Через несколько месяцев совместной жизни он стал то и дело где-то отсутствовать. Она искала его по друзьям и знакомым, ждала бессонными ночами, сидя у окна; когда он возвращался, ни о чем не спрашивала, только целовала, обхватив рыданиями его ноги. После того как он пропал надолго, Маша прочитала в журнале с его портретом, что он женился на дочери человека с большими связями и возможностями, богатого и очень влиятельного в мире искусства. Она, как была с этим журналом в руках, так слегла и не поднималась несколько дней, глядя провалившимися глазами на волны тонкой занавески у открытого окна, то теряя сознание, то приходя в себя… Он открыл дверь запасным ключом, со страхом взглянул на нее и стал собирать свои вещи в спортивную сумку. Она тихо спросила: «Зачем ты это сделал?» Он ответил: «Мне так надо». И ушел, оставив ее наедине с оглушительным предательством.

Преодолевая сильное головокружение, тошноту и слабость, Маша позвонила тете Паше, попросила приехать за ней и отвезти домой. Должен был родиться ребенок. Она решила бесповоротно — никто не должен знать о беременности. Подружка по своим каналам отыскала фельдшерицу, которая согласилась подпольно, за деньги сделать аборт в домашних условиях, и Маша оказалась в какой-то пятиэтажке на окраине Москвы, на кухонном столе, застланном старой клеенкой… К ночи температура поднялась до сорока с лишним и держалась целые сутки. Тетя Паша вызвала скорую помощь. Карета неслась с оглушительным воплем, и после осмотра Машу отвезли в операционную, стараясь успеть вырвать ее — неподвижную от горя — из когтей неминуемой смерти…

Через год он неожиданно позвонил. Попросил прощения, объявил о своем несчастливом браке и о разводе, пожалел о том, что его так, как Маша, больше никто уже не любил и вряд ли полюбит. Потом предложил начать всё сначала. Она помедлила и, ничего не говоря, положила трубку.

«Если предал ту, что доверилась тебе, того в Китае наказывали жестоко — я фильм видела — ломали ему позвоночник и так оставляли, чтобы подох от боли. От боли предательства, — говорила тетя Паша, покоя на груди Машину голову. — С любовью не шутят. Она подается свыше и не просто так. Бог смотрит — кто и как распоряжается Его бесценным даром. Придет к тебе настоящий жених, Машенька, поверь!..»

«А потом, что было с тобой потом?» — спросила Зоя шепотом, не открывая глаз. Мария смочила ее пересохшие губы. Та будто очнулась и стала смотреть на Марию, которая поднялась, опустила трубочку в чашку с теплым сладким чаем, напоила Зою. «Об этом я расскажу в следующее свое дежурство», — ответила сестра. Пора было приступать к утренним процедурам, готовиться к обходу врачей.

Мария. Три ночных дежурства (часть 1)>>

07.08.2020