Ко дню памяти святой Ксении Петербургской
Как же она любила!
В общем-то, говорить о Ксении Блаженной, всенародно любимой петербургской святой, день памяти которой наша Церковь отмечает 6 февраля, это значит — говорить о любви.
Житие ее всем вам, конечно, известно. Молодая вдова стремительно сгоревшего от пневмонии придворного певчего пришла в ужас от самого факта внезапной — без покаяния! — смерти супруга, оделась в его одежду, назвалась его именем, переписала дом на подругу — и ушла в никуда: в сквозняк Питера, в люди, в огромный неприветливый мир… Нищенка, не берущая денег (только копеечку — «царя на коне» — и ту сразу передавала кому-нибудь), спонтанная пророчица («Вот ты тут сидишь, чай пьешь, а у тебя дом горит!», или «Вот ты тут чулки штопаешь и не знаешь, что тебе Бог сына послал — иди на Смоленское-то!»… И тушился пожар, и обретался младенец — от только что погибшей роженицы…). Исцеляла детей, едва взяв на руки. Отводила беду. Холодная, голодная, сменившая обветшавший костюм мужа на зеленую юбку и красную кофту, потом на красную юбку и зеленую кофту, и снова наоборот… Ей подавали одежду — но брала только это, двух цветов — как муж ходил, его форма.
И ведь долго прожила. Овдовела в 26, отошла ко Господу в возрасте за 70 (точных сведений нет, но, скорее всего, умерла Ксения в 1803 году).
На самом деле — умерла, конечно, раньше. В тот самый день, что и муж, Андрей Федорович. Ибо — едина плоть.
Умерла для мира. «Это Ксения Григорьевна умерла, а Андрей Федорович жив, вот он я!» Потому что не важно, какая именно часть этого единого «Я», единой плоти, объединенной высшей — во Христе — любовью, лишилась вдруг той самой плоти, телесной оболочки… Пусть же умерла — страшно, без покаяния — Ксения, ребро, ниточка от иглы, пусть дальше живет — Андрей…
Ну, не безумие ли?
Подвиг юродства, на Руси столь органичный и распространенный, определяется как «добровольно взятое на себя безумие ради Христа».
Нужны ли Господу — безумные?
Да. Потому что — «Милости хочу, а не жертвы». Потому что настоящая любовь — всегда безумна. Безрассудна, нерасчетлива, неотмирна. Или — любить, или — играть в любовь по мирским правилам. Ксения выбрала первый путь… Да и выбирала ли? Скорее всего, просто не могла иначе. Не могла продолжать жить в большом их добротном доме, не могла вести ожидаемую жизнь благочестивой вдовы… И даже в монастырь уйти не могла — кто б ее там принял в мужском платье, Андрея-то Федоровича?
И потому — под вечные питерские ветра, под влажное стылое небо (дворянка! оставив не только кров, теплую постель, но и — наряды, привычный круг приятельниц, возможно — музыкальные вечера)… Как она выдержала все это физически: климат, поношения и насмешки горожан (в первые годы ее гнали отовсюду, мальчишки кидали в нее комья земли)? Как она спала? Да и спала ли? Известно, что по ночам поднимала тяжелые кирпичи на леса строящейся церкви, а потом уходила молиться в поле, и спала — там же, под открытым небом, свернувшись, наверное, калачиком… Совсем немного, потому что утром — снова в город, и торговцы наперебой предлагали ей товар, поскольку заметили — возьмет Ксеньюшка булочку у тебя у первого — и весь день потом прибыль рекой течет…
И не важно, творила ли словесную молитву на ходу. Потому что сама жизнь и была — молитвой. И дела ее — исцеления ли, помощь ли строителям храма — были зримым проявлением главного дела, имя которому — любовь.
Любовь к мужу, да. Наверное, как-то мелковато звучит. Эрих Фромм вслед за древними философами подразделял любовь на любовь супружескую, любовь дружескую, любовь к Богу… Последняя — высшая и наиглавнейшая, остальные — в лучшем случае лишь ступени к ней. Но хочется — вместе с Ксенией — поспорить с Фроммом. Ведь любовь — она и есть любовь. Не превозносится, не помнит зла. Не ищет своего. И далее — по апостолу Павлу… Но именно не искать своего в любом проявлении любви — к мужу ли, к ребенку, к любой твари Божией и самому Богу — умеем ли? Ксения — могла.
И потому могла не есть, не спать, не простывать. Потому — дар целительства и прозорливости — свыше. Потому — блаженная. И дар — счастливый. Ведь и слово «блаженство» того же корня, что «благо». Вся земная жизнь Ксении — это ли не блаженство любви?
Никто не благ, только Господь. Но именно Господь — благой, Господь — любовь, и жил в ней, при жизни умершей для мира — блаженной.
…На могиле Ксении Блаженной на Смоленском кладбище всегда народ. Ей пишут письма, кладут в специальный ящичек. Я тоже писала, тоже просила, и все сбылось. Это даже неудивительно, потому что иначе и быть не может. Страна любви — чудесная страна, а Ксеньюшка (так называют ее петербуржцы) жила в ней и продолжает… Что ж мешает и нам поселиться там — вместе с нею, и со многими еще святыми земли Русской, и самим Христом? Ради этой возможности Он и взошел на Крест!
Всего-то и нужно — позволить себе любовь безумную. Настоящую, то есть. Ту самую, по апостолу Павлу. Решиться на такую любовь. Преподобный Серафим Саровский говорил, что святого человека от несвятого отличает только одно — решимость.
…Отойдя от часовни Ксении, я увидела кошку. Бездомная тварь вышла из-за старого могильного камня, мяукнула тоненько. Я налила ей кефиру в крышечку от бутылки, и пока она лакала, прочла надпись на камне: «Суди меня, Господи, по правде моей и по незлобе моей». Хочется думать, что современник Ксении жил по единственно возможной высшей правде — по любви.
6.02.2020
