«Без Бога ты никто» (часть 2)
Если бы типичному представителю перестроечной молодежи Александру Саковичу в начале 90-х сказали, что он будет молиться в храме, работать в монастыре и нести послушание в интернате для душевнобольных людей, вряд ли он воспринял бы это серьезно. Действительно, Божий Промысл порой настолько непредсказуем, что поверить в какие-то вещи, пока они не случились, сложно. В нашей обители Александр оказался благодаря аудиодиску с беседами отца Андрея Лемешонка, который они с женой «случайно» приобрели у сестры милосердия…
Первая исповедь
— Когда присутствуешь на богослужениях, понимаешь, что люди исповедуются и причащаются. Начинаешь читать книги, пытаешься узнать, как подготовиться к таинствам. Как-то человек, который работал в монастыре, сказал: «Будет богослужение с пятницы на субботу перед Пасхой, давайте сходим, только надо идти на всю ночь». Мы с женой решили исповедоваться и причаститься. Сейчас я понимаю, что это был серьезный шаг, а в тот момент присутствовала какая-то детская наивность.
Вопрос идти или не идти на исповедь не стоял. Когда учишься и слушаешь опытных людей, находишь подтверждение их словам в своей жизни, понимаешь, что без Бога ничего не происходит.
Пойти на исповедь — это переломать себя, осознать, что не ты не хочешь идти, а твои желания и страсти. Есть и боязнь рассказывать другому человеку о своих грехах, и нежелание расставаться с привычками. Первая исповедь для меня была тяжелой…
— От того, что ушла часть айсберга, настало временное освобождение, но через несколько дней вновь навалилась тяжесть. Мало того, что ты не изменился, навык греха и привычки остались, ком нераскаянных грехов нарастал…
Чем раньше Господь приведет в храм, тем легче измениться. Когда период жизни без Бога 30, 40, 50 лет, бороться со страстями сложно. Возьмем мой личный пример с табакокурением: я курил около 30 лет и состоял из никотина и сажи. Другое дело, если человек курит всего 2–3 года. Думаю, так со всеми грехами, но там, где есть химическая зависимость организма, особенно трудно. Важно уповать на помощь Бога.
«Случайностей у Бога нет»
— Человек не может случайно прийти к Богу. Господь приводит через кого-то или по молитвам кого-то. Со слов отца, возможно, мой дедушка учился в семинарии. Когда революция началась, он уехал, был писарем, потом сидел в тюрьме, копал канал Москва-реки, участвовал в Великой Отечественной войне. Может быть, он за меня молился...
Старший брат рассказывал, что когда они с отцом ездили в командировку в Москву, то заходили в храм и стояли там. Зачем коммунист ходил в церковь? В Минске понятно, почему не пошел — если бы председатель сельского совета пришел в храм, завтра бы положил партбилет на стол и работал разве что приемщиком вторсырья. Возможно, в душе отец был верующим человеком, и по его молитвам Господь привел нас в Церковь. Случайностей у Бога нет, всё промыслительно.
— Ты считаешь, что достиг чего-то, а это отнимается. И вот у тебя уже опять ничего нет. В этот момент ты понимаешь, что не было в том твоей заслуги, приходит осознание, что без Бога ты — никто…
«Воспитание себя начинается с малых вещей»
— Меняться было страшно, хотелось себя жалеть. Какие-то нехорошие вещи, скажем, осуждение, продолжали оставаться: соседа обсудить, политика — милое дело. Воспитание себя начинается с малых вещей — меньше говорить о ком-то, ловить себя на мысли, что делаешь что-то неправильно, и стараться исправиться.
Есть вещи в поведении и словах, которые доводишь до автоматизма. Допустим, человек ругается или выпивает. Вспоминаешь, что в студенчестве сам иногда так себя вел, понимаешь, что можешь впасть в этот грех. А вот в каких-то других вещах готов осуждать кого угодно, потому что думаешь, что сам такого не сделаешь.
— Ходишь к священнику из года в год, каешься в одних и тех же грехах. Потом перестаешь говорить о них, потому что стыдно повторять одно и то же. Исповедуешься, но не меняешь себя, тебе нравится грех, и ты с ним живешь. Споришь с Богом, обижаешься на Него, хотя понимаешь, что в каких-то вещах виноват сам. Появляется чувство удаленности, а ведь без Господа пустота внутри — ты ничего не видишь и не чувствуешь, как слепой. Со временем близость к Богу возвращается, скорее всего, через позитивные мысли, какую-то внутреннюю молитву и покаяние.
«Мы в масках, они — нет»
— Как-то брат, с которым мы работали в монастыре, предложил: «Пошли, сходим в интернат». Никаких мыслей о подвиге и помощи людям у меня не было, просто стало интересно.
— В этих людях простота, это видно даже в том, как человек здоровается. «Привет!» — и в одном этом «привет» есть всё. Думаю, эта простота от Бога. Мы не подойдем к незнакомому человеку и не поздороваемся. Возникнет мысль, что о нас плохо подумают. «Что ему нужно?», «Странный какой-то…» — так принято считать в нашем обществе.
Моя племянница 25 лет живет в Америке. Там поддерживают отношения только в школе. Потом начинается кастовое разделение, общение со старыми друзьями прекращается. Мы еще можем прийти к знакомым в гости, попросить друзей о помощи, там этого нет. Ты попадешь в гости только к тому, чей кошелек равен твоему кошельку, и то, заранее оговорив дату визита. К сожалению, и наша молодежь уже меняется, ориентируясь на западные ценности.
«В психиатрических клиниках люди искупают грехи мира»
— Посещение интерната — это жизнь, а точнее, ее смысл. Сразу меня поразили физические увечья людей, которых я там встретил. Наверное, как человек восприимчивый, просто не был к этому готов. Когда видишь людей во второй раз, уже спокойнее реагируешь, но по-человечески я не могу понять, как они это выдерживают.
Мне кажется, в интернате все люди верующие и не могут жить без Бога. В храме они ведут себя по-разному: одни молятся, и таких молитвенников надо поискать, другие — ищут твоего внимания, хотят, чтобы их пожалели и обняли. Эти взрослые люди очень ранимы и плачут, как дети.
«Больные олицетворяют собой Божественное начало»
— Вы знаете, что фашисты не терпели психически больных людей? После прихода Гитлера к власти в Германии их усыпляли. На месте нашего монастыря перед войной работала психиатрическая клиника. В 1941 году, когда фашисты оккупировали территорию Беларуси, на месте монастыря или чуть дальше в лесочках расстреляли больных людей и врачей. В клинике работали славяне, фашисты предложили им уйти, но врачи не оставили своих пациентов и погибли вместе с ними.
У практичных фашистов была цель захватить Советский Союз. Зачем же в 1941 году тратить патроны, медикаменты, задействовать личный состав на то, что не представляет угрозы вермахту? Психически больных людей можно было просто разогнать, они всё равно погибли бы в лесу. Возможно, оккупанты опасались, что больных приютят люди. Что могла сделать фашистам небольшая группа так называемых детей? Откуда такая ненависть к ним?
— Фашисты поставили на рельсы то, что приносит пользу. Больные люди не могут ни посеять зерно, ни пошить сапоги. И самое главное, они вызывают к себе любовь и жалость, а это чувство не арийское. Господь же говорил: Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут (Мф. 5: 7).
«Основа нашей обители — служение Богу и людям»
— Монастырь для меня давно стал родным. Когда ты здесь трудишься, общаешься с людьми, несешь послушание, пусть даже самое маленькое, ты причастен к общему делу. Я не учу в школе, не принимаю записки в церковных лавках, не хожу в больницы, только посещаю проживающих во взрослом интернате, но чувствую себя частью целого. Честно признаться, я сам не заметил, как обитель стала для меня родной.
В нашем монастыре живет дух помощи, идет молитвенное и социальное служение. Батюшки, матушки, сестры милосердия и братья помогают больным и страждущим, как это делала святая Елисавета, основавшая Марфо-Мариинскую обитель. Преподобная потратила всё свое состояние на организацию больниц и образовательных центров. В нашем монастыре есть и школа, и подворья, и помощь в больницах и интернатах. Основа нашей обители — служение Богу и людям.
Беседовала Дарья Гончарова
Фото Максима Черноголова и из личного архива Александра Саковича
15.07.2020