«Я надеюсь, что Господь меня спасет
"не знаю за что"»

Колонка монахини Иулиании (Денисовой)

— Матушка, думаете ли вы о том, что первородный грех мешает быть монахиней? Или вообще просто человеком…

— Это очень глубокий вопрос. С одной стороны, он выглядит как «катехизаторский», с другой — как бытийный. Быть или не быть? Я его проживаю с утра до ночи. У меня этот вопрос просто колом стоит внутри: почему я всё знаю про грех, а ничего поделать с ним не могу? Теоретически зная, как бороться с ним, зная, что он отравляет мою жизнь, мешает мне — всё равно я его… берегу. Не могу — или не хочу? — с ним расстаться.

Как это «работает»? Попробую описать процесс. Я мучительно вижу все мои реакции на самые мельчайшие вещи, которые происходят в моей жизни ежедневно, — и они мне не нравятся, эти реакции. Мне самой они противны. Ну, к примеру (такого не было, но другое не приходит в голову). Прошла сестра — клобук набекрень. Я думаю: «Вот неаккуратная». И тут же с сарказмом отмечаю про себя: «Ну да, а ты у нас "верх совершенства", только и видишь в людях плохое». Начинаешь себя клеймить, говорить: «Господи, прости меня, но Ты же видишь, кто я есть!» — и вот так с утра до вечера. Ну, хоть один плюс в этом есть — что я 50 раз в день, про себя или даже вслух, скажу «Господи, помилуй!»

А воз ведь, в общем-то, и ныне там. Обстоятельства, в которых лично я живу, провоцируют развитие, так сказать, «звездизма».

Ну, например, я приехала домой с какого-нибудь мастер-класса или концерта, захожу в Интернет — там на следующий день уже 10 каких-то видеоматериалов про то, как ну самая знаменитая, ну самая-пресамая такая-то вот монахиня-регент дает всем указания, как надо петь и как надо жить. Глубокомысленные такие фразы изрекает! То есть — я так это вижу. Пытаюсь таким образом хоть как-то оградиться от тщеславия, которое, конечно же, цветет пышным цветом.

Я всегда стараюсь говорить от сердца. Кругом же люди, камеры… Там 200 человек пришло на спевку, тут 300 человек пришло на беседу — поют, слушают, спрашивают. И всем нужно, чтобы Бог через тебя что-то сказал им. Вообще-то говоря, это и происходит. И я всегда чувствую, что люблю их всех.

Но мне потом… Думаешь — уж лучше пусть ругают. Я, конечно, и когда ругают не несу, но когда хвалят… Понимаете, ты сначала в этом «облаке» находишься, чувствуешь, что это не твое, это Божие, если людям надо — ты и скажешь, и сделаешь. А потом это ощущение «Божиего» отступает. И вот это самый ужасный момент. Ты снова видишь себя, какая ты есть, с этим своим «первородным вирусом» наедине…

Монашеская жизнь — это внутренняя жизнь. По крайней мере, она должна быть таковой. И там, внутри, как и у любого человека, много противоречий.

Иногда я себя очень жалею, говорю себе: «Я этого не могу, этого я делать не буду, потому что…» — и перечислю себе все обстоятельства, оправдаюсь сама перед собой и — всё, я не могу! Но бывают и такие моменты, когда ты хочешь пересилить себя, побороться. Это очень ценно, это сразу поднимает планку и избавляет, хоть ненадолго, душу от теплохладности. Тогда ты контролируешь свои слова и душевные движения: хочешь сказать что-то пустое или обидное — не скажи этого! Хочешь оправдаться в какой-то мелочи — пропусти мимо! Постарайся захотеть сделать эти малые усилия, говорю я себе. И это становится всё труднее.

Наверное, это и есть «невидимая брань». Ты борешься с собой, предпринимаешь эти малые усилия… и вот ты уже ставишь себе незаметный плюсик, и — бабах! — перечеркиваешь всё одним каким-то движением — завалишься спать, например.

Или вот такой случай. У меня все годы в монастыре был очень жесткий, с моей точки зрения, матрас. И я долгое время, лет семь, подвижничала: вот, мол, я подвиг несу, сплю на жестком, у меня опорно-двигательный аппарат не в порядке, я в аварии была, всё разбито — но я буду нести!..

А на восьмом году я сказала: «Дайте мне мягкий матрас, я больше не могу!» Как поется в песне, «вот и вся любовь».

— Но у человека должна же быть надежда? На что же вы тогда надеетесь?

— На спасение, конечно. А как оно произойдет… Кто-то надеется, что, может быть, мучеником станет, пострадает за Христа. Честно говоря, и у меня есть такие мысли, потому что реально вижу — ну не за что Ему меня спасать, просто зацепиться не за что. Может, поэтому я еще и живу — Господь дает шанс за шансом. Но, вообще-то, я надеюсь, что Он меня спасет «не знаю за что». Всегда помню слова архимандрита Тихона, бывшего наместника Псково-Печерского монастыря: «Спаси меня, Господи, "за просто так..."»

Ну, я все-таки надеюсь, что не совсем за просто так. Что в последний момент Господь поставит меня в такие обстоятельства, что Ему будет за что меня спасти. Мне кажется, у нас такой Господь, что Он может спасти не за что-то конкретное, а хотя бы за сумму усилий, которые, может, ничем и не увенчались… За то, что ты укоряешь себя… За какой-то процесс. Не за результат, а за то, что ты хоть малыми перебежками, хоть ползком, хоть ничком — но головой ко Христу.

26.02.2019