Судьбы: инокиня Фотиния (Горностаева) (часть вторая)

Совсем недавно, 1 апреля 2019 года, сестра Фотиния была пострижена в рясофор, стала инокиней. Мы продолжаем говорить с ней о семье, Промысле Божием и приходе в монастырь.

«Когда Боженька звонит, надо поднимать трубку»

— Сына воспитывала одна и всё время спрашивала себя: «Как ты собираешься растить сына? На кого он должен быть похожим?» — рассказывает матушка Фотиния. — Я смотрела на мужчин, которые меня окружали, и каждый раз понимала, что это не тот пример. А однажды во время службы в кафедральном соборе, когда вышли в центр храма священники, дьякон, пономари, я взглядом обвела всех, увидела их лица, их глаза и поняла, что хочу, чтобы мой сын был похож на них. Я уверена, что это был Божий ответ на мой вопрос. Желание вырастить настоящего красивого человека для меня было движущей силой. Я не хотела, чтобы он стал священником, просто в них увидела образ Христа.

Максим, мой сын, подрастал. В 18 лет стал прислуживать в алтаре. Он учился в техникуме и когда его заканчивал, сказал мне, что хочет быть батюшкой. Он поступил в семинарию в Жировичах и в этом году заканчивает учебу. На этот путь я не толкала его. Священство, как и монашество, должно быть по призванию Божиему, не дай Бог по-другому как-то пойти по этим путям.

Помню, что на его сообщение о желании стать священником я ответила: «Сынок, когда Боженька звонит, надо поднимать трубку. Пойдем к отцу Андрею и спросим, что делать, откуда эти мысли». Отец Андрей благословил сына поступать в семинарию.

Мне было страшно даже, я молилась о нем и молюсь сейчас. Что будет дальше — посмотрим. Главное, чтобы был хороший христианин и не дай Бог быть плохим священником.

Когда сын поступил в семинарию и уехал, я осталась одна в двухкомнатной квартире, и как-то мне родная сестра сказала: «Света, когда Максим ушел, у тебя дом стал словно мертвым». Если раньше я служила сыну, то сейчас приходила с послушания, и всё, ступор… Ты никому не нужен, твоя любовь никому не нужна, и это ужасное состояние. Тогда я стала ходить в 13-е отделение РНПЦ психического здоровья. Там были немощные старички, и это послушание мне грело душу. Так и жила какое-то время служением в церковной лавке и в больнице. Ждала сына. Он приехал на каникулы. Мы покушали, поговорили, он ушел в свою комнату и закрыл дверь. Раньше он двери за собой не закрывал. Но это было не хамство, просто мальчик вырос.

И вдруг я опять одна… Я спросила у сына: «Максим, может, мне в монастырь пойти?» А он повернулся и посмотрел на меня глубоко-глубоко: «Нет, не надо, мама, дождись меня из семинарии». Если просит дождаться, значит, я ему еще нужна. Я успокоилась.

«Господи, я Тебя прошу: помоги мне выбрать путь»

Он уехал. Я ходила на послушание, в отделение и стала… наряжаться. Во мне начала просыпаться женщина, а мне уже исполнилось 42 года.

У меня было три дороги, которые я себе нарисовала. Первый путь — служение сыну: стану бабушкой, буду помогать с внуками, второй — монастырь, а третий — думала, что, может, все-таки еще возможно личное счастье? Но чем больше я рассуждала, тем больше понимала, что этот третий путь какой-то нереальный… Осталось два варианта, но выбрать между ними я не могла. Быть просто одной и есть халву, как в фильме «Девчата», — не для меня. Мне хотелось служить, отдавать свою любовь и заботу. Послушание мое и больница — этого было мало, и я стала молиться: «Господи, Ты знаешь устроение моей души, знаешь меня лучше, чем я сама. Я Тебя прошу: помоги мне выбрать путь».

Господь мне снова помог. После первого курса у сына заболела спина. Обследования показали, что у него на четвертом позвонке две грыжи и еще какое-то образование в брюшной полости. Моя мама была медиком, сама пережила онкологию в 40 лет, стала возить его в Боровляны, там сыну делали серьезные обследования. Я ходила третьей по кабинетам, а врачи недоумевали и возмущались, что мы приходим толпой.

Мама моя была в ужасе, а я, как верующий человек, понимала, что Бог это не просто так попустил. У меня ведь тоже в 30 лет была грыжа, я попала в больницу, проблемы в семье и со здоровьем привели меня в сестричество. У нас даже грыжи с сыном на одном и том же месте образовались. Я понимала, что это звонок Божий, но что это предвещало, не знала.

С этой болью я пришла к духовнику отцу Андрею на исповедь, и он благословил меня идти в монастырь и молиться за своего сына. И я приняла болезнь сына и батюшкино слово как помощь в выборе между двумя путями: быть бабушкой или быть монахиней. Внутри у меня была такая пасхальная радость! Быть бабушкой — это здорово, но это уже не твоя жизнь, а жизнь сына, а быть в монастыре — жить самой.

Дома рассказала Максиму, что батюшка меня благословил молиться за него в монастыре. «Но ты ведь не пускаешь меня?» — сказала сыну. Максим повернулся, посмотрел голубыми глазами, сощурился и заулыбался: «Что ты себе придумала?» — «Как что? Ты ведь сам сказал, чтобы я не уходила в монастырь и дождалась тебя». — «А ты видела, какое было у тебя лицо, когда ты спрашивала?» — «Какое?» — «Обиженное…» — «А сейчас?» — «А сейчас совсем другое». — «И что?» — «Мама, иди в монастырь».

Через неделю сын привел меня на сестрическое собрание, с батюшкой они трижды поцеловались в щеку, и сын из рук в руки передал меня отцу Андрею. Это было в 2014 году.

У сына, слава Богу, сейчас всё хорошо. Образование незлокачественное, боли ушли. А грыжа?.. Я ведь тоже живу с грыжей... Сейчас он учится на заочном — последний курс семинарии, работает у нас в монастыре.

Когда он меня отпустил, ему было непросто. Все-таки 20 лет, остался один в квартире, и скучал, и самому о себе нужно было заботиться. Но сейчас ему 25, и он мне сказал: «Мама, я счастливый человек. Богу за всё благодарен».

Постриг

Дело ведь не просто в том, чтобы надеть клобук на голову, а надо, чтобы и внутри что-то поменялось. И как Бог помогает!..

Перед постригом маму кладут в больницу на операцию на открытом сердце. Операция проходит плохо, и мама уходит в мир иной.

Этот опыт удивительный. Мама — мой ангел-хранитель на земле. Она была для меня даже кем-то большим... Благодаря маме я могла трудиться в сестричестве, она прикрывала мой тыл, материально очень помогала. Без мужа было очень тяжело. И твою боль кто разделит больше, чем мама? Она и выслушает, и помолится… Мама есть мама.

Два года ее подготовки к операции были подготовкой к Царствию Небесному. Всю сложность операции, наверное, только она и понимала. А мы, ее дочери, лишь после ее ухода поняли, что она вообще сделала… Это был серьезный прыжок.

Может быть, если бы она не согласилась на операцию, то еще пожила бы. Идя на операцию, мама говорила, что не боится, ведь она уже воцерковленная. Она молилась, ходила в храм, открыла те грехи, которые не открывала долгие годы. Мы все видели, что лучшего состояния у мамы не было. Она всех любила, всех прощала, была такая спокойная. Это такая красота! Ее уход, больница, реанимация — всё это не простые вещи. Они словно приоткрыли грань между земной жизнью и вечной, сделали ее тонкой и прозрачной.

Так Господь подготовил и мою душу к постригу. Душа постриг приняла. Сорок дней по маме совпали с днем моего пострига.

Когда ты стоишь возле гроба матери, она лежит такая красивая, тебе больно внутри и одновременно такая радость… Каждой клеточкой чувствуешь, что наконец твоя мать счастлива. Жизнь у нее тоже была непростой. Большая скорбь растворяется в Божией радости. Бог в один момент стал таким близким и реальным! Мама лежит в гробу, а ты чувствуешь, что она с Богом, что она счастлива, и за нее хочется радоваться. Как невеста замуж выходит, так и моя мама, и она соединилась со Христом…

Во время пострига я чувствовала, что мама рядом, словно Христос позвал ее на обручение. И сын мой тоже в этот важный момент моей жизни был рядом.