Золотыми нитями можно вышить не только красивый образ, но и связать человеческие судьбы. Монахиня Вера (Гордиенко) много лет назад училась золотошвейному делу у мастериц в Санкт-Петербурге. Сейчас у матушки Веры другое послушание, но остались мечта вышить Богородичную плащаницу и крепкая дружба со своими учителями — Еленой Катасоновой и Еленой Черных.
Недавно гостьи вместе со своими детьми посетили наш монастырь, и мы поговорили с ними об этом древнем церковном искусстве, о жизни мастерской «Убрус» и о том, удастся ли сохранить золотошвейное дело в наш век машин.
— Мастерскую «Убрус» вы создали почти 20 лет назад. Как случилось, что вас, тогда еще совсем молоденьких, увлекло лицевое и золотное шитье? Почему вы решили связать свою жизнь с этим искусством?
Елена Катасонова: По первому образованию я филолог, но в душе всегда была художником. Мой приход в церковь совпал с последними курсами филфака, а храмам тогда многое было нужно. Уже в то время я занималась рукоделием, вышивала гладью. Мне была интересна иконопись, и я начала вышивать иконы, но духовник мне сказал, что приход нуждается не в иконах, а в воздухах, то есть в богослужебных предметах. Вслед за первым своим воздухом я вышивала покровцы. А покровцы — это восемь одинаковых элементов (крылышек). Один раз ты сделал, увидел результат — твой внутренний художник доволен, дальше неинтересно. А надо повторить восемь раз. Честно скажу, мне было нелегко, но это было важно для меня самой, для понимания, что есть церковное искусство как служение.
К нам сейчас тоже приходят ученики, которые хотят вышивать иконы, но начинаем мы именно с орнаментального шитья и считаем, что это правильно и важно. Если хочешь шить для Церкви, то нужно немного посмиряться.
В первую очередь есть необходимость в богослужебных предметах. Это покровцы, хоругви, плащаницы... Покров нужен редко, если есть мощи святого, а вот покровцы нужны всегда.
Елена Черных: Да, покровцы — это предмет первой необходимости. Они часто выходят из строя, но всегда нужны на богослужении. Они просто должны быть, поэтому их надо всё время обновлять.
У меня, к слову, философское образование, и я начинала золотошвейное дело, еще не совсем понимая даже, что это такое. А учились мы у мастеров в Москве, в Сергиевом Посаде, в Санкт-Петербурге. Мы общались с реставраторами, смотрели музейные вещи, изучали примеры в литературе.
— Сегодня вы сами обучаете других. У вас есть мастерская, своя школа, ученики в которой могут учиться и очно, и заочно, и через интернет. Вы проводите конференции, издаете тематический журнал. Всё это продиктовано потребностью людей или в большей степени — ваша личная инициатива, желание передать накопленные знания?
Елена Катасонова: Это взаимно. Мы, конечно, очень хотим, чтобы весь большой теоретический и практический опыт, который мы приобрели за эти 20 лет, сохранился. Будет очень обидно, если всё умрет с нами. Поэтому мы изо всех сил передаем свой опыт. Случайные люди сразу отсеиваются, но есть и те, кто остается с нами.
Почему мы этим занимаемся? Зачем всё это нам надо? Это просто то, без чего не можешь жить сам. Без этого наша жизнь не будет полной, но если объективно на это посмотреть, то это «безумие» в какой-то степени.
— Что из себя представляет мастерская «Убрус»?
Елена Катасонова: У нас есть преподавательский состав. Это те пять человек, которые постоянно работают в мастерской. Есть и наши ученики, которые обучаются золотошвейному мастерству и нам помогают. На праздники собирается много людей (улыбается). А скоро у нас юбилей — нашей мастерской 20 лет. Праздник будет большим.
Елена Черных: Формат у мастерской специфический. Мы — учебная мастерская, многие работы выполняют ученики и люди, окончившие курсы. Программа построена таким образом, что люди осваивают новую технику, а затем выполняют по ней зачетную работу.
Самое простое — это орнаментальное шитье. Первые работы связаны с техниками шитья шнурами, жемчугом, бисером, канителью, золотом… Первые вещи мы шьем небольшие: закладки для Евангелия, обложки на свои домашние молитвословы. А затем все принимают участие в общей большой работе. В одиночку на какую-то серьезную вещь очень сложно решиться. Другое дело, когда рядом с тобой работает товарищ...
Всё это — наши «мастерсковые» вещи. Эскизы и макеты разрабатываем мы сами, то есть художественная часть уже выполнена нами, а ученики вначале делают только техническую работу. Но во время учебы мы постоянно занимаемся рисунком, орнаментальным и иконописным, композицией. Постепенно мы готовим учащихся к самостоятельной творческой жизни. То есть к концу года они уже сдают проект, собственноручно нарисованный, разработанный в цвете, в материале, и, желательно, вышитый. Это в идеале, часто бывает только начало работы, но тем не менее мы стараемся, чтобы человек вышел из нашей мастерской готовым специалистом. И многие наши ученики организовывают свои мастерские. У нас уже, можно сказать, есть «внуки», потому что ученики создают свои рабочие и учебные мастерские. Они уже тоже воспитывают своих учеников. Наше дело таким образом двигается и вширь, и вглубь.
— Двадцать лет назад вы предполагали, что будете заниматься просвещением, такой обширной деятельностью?
Елена Катасонова: В то время мы просто занимались тем, что нам нравится. Приходили люди, которым это было интересно. Мы сами учились тогда еще золотному шитью и делали это вместе.
— Сестер из нашего монастыря вы тоже обучали этому мастерству?
Елена Черных: В 2004 году монахиня Вера еще с одной сестрой из Свято-Елисаветинского монастыря приехали к нам в Петербург на подворье Оптиной пустыни, где мы тогда находились, учиться золотошвейному мастерству, и жили у нас полтора месяца.
Елена Катасонова: Они имели уже какой-то опыт, и вместе мы шили Господскую плащаницу. Помню, как на кухне подворья мы красили нитки… С тех пор мы и дружим. Затем сестры приезжали на конференции, и всегда мы видели значительный рост. Это были хорошие работы с качественным шитьем. Они ведь сотрудничают с художниками, которые трудятся в монастырских мастерских: иконописной, мозаичной…
Елена Черных: У них выработался собственный стиль: собственное лицо, собственная рука. Это очень приятно осознавать. Их работы абсолютно узнаваемы. Это значимо и очень важно, когда человек не просто замыкается в тех знаниях, которые ему дали, а начинает делать что-то свое.
Елена Катасонова: Я так понимаю, что те сестры и миряне, которые сейчас трудятся в вашей монастырской мастерской, тоже перенимали традицию, у кого-то учились в монастыре. Возможно, у мать Анфисы (Адамович), а мать Анфиса — у мать Веры. Такая преемственность.
— Мать Вера рассказала, что и сейчас в мастерской нужна была ваша консультация…
Елена Катасонова: Да, в Дармштадте сохранились хоругви начала ХХ века. Считается, что в их создании принимала участие Александра Феодоровна — сестра святой Елисаветы. В тот период было первое после древнерусского этапа возрождение интереса к такому шитью.
Елена Черных: Сестры говорили, что им предложили снять шитье и переложить его на новый фон. Но, на наш взгляд, это вещь разрушит. Сохранность у реликвии очень хорошая, там нужно профессиональное реставрационное вмешательство, то есть, по сути, минимизация вмешательства. Укрепление и консервация.
— Мать Вера несет послушание уже на подворье монастыря, а в золотошвейной мастерской много лет работают другие люди. Что можете сказать об их работах на современном этапе?
Елена Черных: Все изделия, которые мы видели в монастырской мастерской, сделаны очень чисто и аккуратно. Жаль только, что их немного. Сегодня выполнить работу полностью вручную — большое счастье. Об этом нам говорила и мать Анфиса во время нашего посещения мастерской. Такая работа, сделанная вручную, имеет большую стоимость, и сроки исполнения будут долгими, поэтому на такие условия соглашается далеко не каждый. Поэтому сегодня мы говорим просто о том, чтобы сохранить хотя бы этот компонент — ручную вышивку.
Елена Катасонова: Мы тоже сейчас вынуждены совмещать машинную вышивку и ручную. Это всеобщая тенденция.
— Сегодня много людей, которые занимаются именно ручной вышивкой?
Елена Катасонова: Таких мастериц очень мало, а мастерским, которые работают на заказ, такая возможность выпадает редко. Просто нет заказчика, который готов платить деньги и долго ждать.
Елена Черных: Большие вещи шьются годами! Плащаницу мы шьем два года, и это быстро по профессиональным меркам. Некоторые шьют и четыре года, и пять лет.
Елена Катасонова: Мы делаем всё возможное, чтобы это искусство выжило: пишем научные статьи, обучаем через интернет, издаем журнал, проводим конференции.
Время изменилось! Когда мы начинали 20 лет назад, то история была совершенно другой: все хотели, все горели, и ничего не было. А сейчас всё есть, всё доступно. Машинная вышивка настолько заполонила всё пространство, что каких-то крупиц, которые остаются где-то, бриллиантиков ручной вышивки всё меньше и меньше, и они меньше и меньше востребованы.
Скажем, еще 10 лет назад мы думали, что скоро всё изменится, и все поймут, как прекрасны ручная вышивка, лицевое шитье. А сейчас мы уже поняли, что рубеж пройден, вкусы изменились, да и жизнь стала совершенно другой. Никому это уже не будет нужно. К сожалению, золотошвейное дело становится умирающим искусством.
Елена Черных: Оно существует, пока оно нужно нам.
— Но ведь у вас есть ученики…
Елена Черных: Это такие же «безумные» люди, как и мы.
Елена Катасонова: Хочется, конечно, сказать, что всё возрождается. Но это же не так.
Елена Черных: Есть отдельные священники, которые поддерживают на приходе своих прихожан, выделяют помещение, средства… Делают хоть что-то.
Елена Катасонова: Пока живы мы, и искусство золотного шитья живет. Но оптимистичного взгляда в будущее у нас нет.
Елена Черных: Этим искусством больших денег не заработаешь, поэтому люди начинают применять полученные навыки в других сферах. Делают, к примеру, броши, платья.
— В октябре в Санкт-Петербурге вы будете проводить конференцию по церковному шитью. Расскажите подробнее об этом мероприятии.
Елена Катасонова: Оно пройдет с 10 по 12 октября в выставочном зале Санкт-Петербургского отделения Творческого союза художников России. С докладами выступят ведущие специалисты по истории древнерусского шитья из Москвы, Санкт-Петербурга и других городов России, и не только России. Мы посвящаем эту конференцию памяти Наталии Андреевны Маясовой, крупнейшего специалиста по древнему шитью, — в этом году исполняется 100 лет со дня ее рождения. Второй день мы отведем докладам, которые касаются современного творчества. Прозвучат рассказы о мастерских, состоится знакомство с технологиями вышивки, реставрации. Третий день посвящен мастер-классам. Конференция будет сопровождаться выставкой современного церковного шитья, съедутся мастерицы со всех уголков России, будут и иностранные участники — из Америки, Словакии, Грузии…
— Но разве это не древнерусское искусство?
Елена Катасонова: Когда Православие пришло на Русь из Византии, то вместе с ним пришло к нам и золотошвейное искусство. Но на Руси шитье впитало какие-то национальные черты и стало развиваться уже в собственном русле. Это характерно для всего изобразительного церковного искусства: и мозаики, и фрески, и иконописи.
В Молдавии, к примеру, собственное молдавское шитье, пришедшее также из Византии. А в Грузии — грузинское, ни на что не похожее. Технически всё близко, а стилистически это разные вещи со своими узнаваемыми чертами.
Золотным шитьем сегодня занимаются не только в этих странах. География людей, которые обучались у нас по интернету, очень широкая.
— Я читал о том, что золотной вышивкой занимались белорусские святые Манефа Гомельская и София Слуцкая. А какие еще святые на Руси были искусными мастерами?
Елена Черных: Такие рассказы всегда на грани предания. У святой Февронии Муромской в житии есть такой эпизод. Она перед смертью тоже вышивала воздух золотом. Они ведь с князем приняли монашеский постриг с именами Давид и Евфросиния. Хоть и жили они в разных монастырях, но завещали положить их тела в единой гробнице. Давид трижды посылал к ней, чтобы возвестить о своей скорой кончине, и когда пришли в третий раз, Евфросиния «обернула нить об иглу и воткнула в свою работу», — так закончилась ее земная жизнь.
Из жития праведной Иулиании Муромской мы знаем, что она «по вся нощи», без сна, занималась рукоделием.
Елена Катасонова: Святитель Евфимий, архиепископ Новгородский, сам не вышивал, конечно, но очень любил шитье. Считается, что при нем в 30‒60-е годы XV века действовала мастерская. Она была своеобразной, в изделиях чувствовалось сильное европейское влияние, и вещи эти очень яркие и самобытные. Современные вышивальщицы считают владыку Евфимия своим покровителем. Как и святую Софию Суздальскую, первую супругу Василия III, Соломонию Сабурову, чье имя сохранилось на нескольких шитых памятниках первой четверти XVI века.
— Из работ своей мастерской вы можете выделить какую-то особенно значимую для вас?
Елена Черных: Сложно сказать… У нас был очень интересный опыт: нам посчастливилось делать целый комплекс тканей для монастыря Острог в Черногории.
Елена Катасонова: Мы очень любим плащаницу, которую делали в Оптину пустынь как вклад во Владимирский храм. Любим хоругви, которые делали для своего подворья. Это одна из первых наших работ. Серебряные индитии с птицами для скита Всех Святых на Валааме, покров Кирилла Белозерского…
Елена Черных: Все они связаны с целыми периодами жизни.
— Что для вас самих является эталоном?
Елена Катасонова: Если говорить о русском шитье, то не только для нас, но и для многих вышивальщиц эталоном служит шитье, вышедшее из мастерской князей Старицких. Это 50‒60 годы XVI века. Мастерство их настолько фантастическое, что к нему трудно даже приблизиться. Есть прекрасные памятники шитья начала XVI века, да и XV столетие оставило очень тонкие и самобытные вещи. И в XVII веке есть очень впечатляющие по масштабу и качеству памятники. В каждую эпоху были свои вершины.
Но нам кажется важным, и мы делаем акцент на этом в процессе обучения, что современное шитье не должно копировать древние образцы, как бы они ни были прекрасны. Важно и нужно, впитав традицию, делать современные, оригинальные вещи. Как сказал один из классиков, «традиция — это передача огня, а не поклонение пеплу».
Беседовал Вадим Янчук
Фотографии Максима Черноголова и из личного архива мастериц
29.08.2019
