Мое Православие (часть 2)

От хорошей жизни люди не ищут Бога,
от хорошей жизни люди не пишут тексты…

Я из классических «книжных детей, не знавших битв». Наше брутальное, умное, веселое поколение родилось после отечественной войны и не попало на странную войну в Афганистане. И в девяностые годы мы продолжали пугать наших наставников, людей иных времен, своим здоровым нигилизмом и душевной незамутненностью. Никогда не забуду преподавателя философии — страдающего, прокуренного до черноты старого «ворона», вещающего с кафедры нам, здоровым и румяным умникам, что-то про идеализм и материализм, пытающегося пробиться к нашему уму, зацепить, наставить на пути. Наши учителя теряли опоры. А нас спасали пресловутая «нищета», разумность, прагматизм.

Бог пришел в девяностые. Небо стало ощутимо ближе. Родители подсели на телеиглу, смотрели съезды, верили Кашпировскому и прочим шаманам.

Меня спасали книги. Дождем хлынули книги. Господи, новые книги! Новые-старые — писатели русского зарубежья, Мережковский, Бунин, Цветаева, прочие. Наследники золотой русской литературы, серебряные наши! Мне трудно было на мехмате, все-таки я типичный гуманитарий, однако я никогда не искала легких путей, поэтому честно отучилась пять лет на высшей математике. Чтобы отвлекаться — час математики, а час Мережковского. Или Булгакова. В такой компании проскакивал и матанализ.

Бог пришел с неожиданной стороны. Мама была заведующей книжным клубом, приносила в дом всё, что удавалось добыть. В том числе и три веселых книги Лео Таксиля: Забавная Библия, Забавное Евангелие, Священный вертеп.

Атеистическая литература. Лео Таксиль методично, с огромным юмором смеялся над нелепицами и нестыковками Писания, изобличал римских пап и их похождения. Это действительно было смешно. Однако чудны дела Твои, Господи, — с улыбкой Слово Божие запоминалось едва ли не лучше, чем читай я его со всей серьезностью. Вот тогда я и «опознала» цитату из заповедей блаженства. Эх, будь я покультурнее — уж я бы не спасовала, ответила Татьяне Евгеньевне, что «блаженны нищие духом, ибо их Царствие Небесное».

К нам всё шло «от противного». Девяностые я вспоминаю через эту книжную призму как через закопченное стекло, которое, однако, не дало ослепнуть от внезапно рухнувшей лавины знаний, понятий, концепций, новой информации. Это было страшное время. Очень хищное. Секты, проповеди, дефолты; утраченные цели, поруганные смыслы. Родителям было очень трудно. А мы спаслись, видимо, всё той же молодостью, умом, здоровьем и спокойствием. Наше тихое скучное детство заложило добрый фундамент.

Каждый шел к пониманию своей души по своей тропинке, иногда весьма и весьма прихотливой. Это было время целины, первопроходцев, странников и нехоженых троп. Мы впитывали его. Выживали. Думали. Возрастали.

Долгое время у меня не было нужды в Боге. Всё было нормально. Более-менее. Пока не грянул гром.

Я крестилась в 41 год, уже сама будучи мамой, последней в своей семье. Моя младшая сестра стала моей крестной матерью. Это случилось через месяц после христианской кончины нашей мамы.

Было чудо, скромное, но явное. Мама умирала год, у нее нашли рак, и Господь дал ей время с нами проститься и примириться. Мы надеялись, молились, думали, что справимся с ее болезнью. Однако Господь решил иначе. За три дня до смерти мама причастилась Святых Таин, исповедовалась и соборовалась. Тихо, почти без мучений, отошла ко Господу, что само по себе удивительно при ее диагнозе. Отпевали ее в Никольском храме. Через год я стала работать в монастыре, и до сих пор удивляюсь, как благ и милостив Иисус ко мне лично и к моей семье.

У мамы в последние годы жизни развивалась алкогольная зависимость, и если бы не болезнь, которая отрезвила ее и помогла вернуться к нам, не знаю, как бы мы вспоминали ее теперь. После ее смерти я с полным осознанием пошла и покрестилась. Мне вдруг понадобилась опора. И я нашла ее, и держусь. Жизнь продолжается. А впереди –— жизнь вечная. Я верю, я знаю — мы еще встретимся. И не расстанемся больше.