Были в моей жизни моменты, когда Истина, составляющая Евангелие, приоткрывалась и для меня: словно какая-то завеса спадает, и сквозь черный могильный ужас падшей души выглянет на миг-другой Солнце. И те же самые слова, которые слышишь на каждой литургии, которые ежедневно читаешь, внезапно оживают: живят, преображают внутренний мир. Так что и для тебя становится близкой мольба псалмопевца: …живи мя, и сохраню словеса твоя (Пс. 118: 17).
Я хочу поделиться одним из таких Божиих откровений в моей жизни. Было время — время мучительное для меня — непрестанных раздумий, каким же путем мне идти за Господом: монашеским или всё же спасаться в миру. И вот однажды во время литургии я получил ответ, которому всё же не доверился вполне. Нужно было немало времени, чтобы, наконец, понять: тогда Сам Господь говорил со мной.
Помнится, как обычно на воскресной литургии мы с послушником Димитрием вышли на солею с возжженными свечами: «Премудрость! Прости! Услышим Святаго Евангелия...»
Это было Евангелие от Луки, 18-я глава — встреча богатого юноши, из начальствующих (по-славянски — «князь»), с Господом. И вопроси его некий князь... (Лк. 18: 18)
И вдруг я как бы со стороны увидел себя этим самым «князем»; я понял, что это всё — каждое слово! — именно обо мне. Вот он — я, князь, вернее, мнящий себя князем: вполне приличный молодой человек, «преуспевающий христианин»… Да, я сам себе князь. И вот такой-то, исполненный самоуверенности и самодовольства, князь приступает к Господу: учителю благий... (Лк. 18: 18)
Как непросто понять для таких вот «вполне приличных», что Христос — это не просто учитель, а Евангелие — не учебник по этике и морали. Евангелие — реальность, пребывая вне которой человек пребывает вне Бога. …Что мя глаголеши блага, никтоже благ, токмо един Бог (Лк. 18: 19) — услышал я как бы далекий, отраженный голос владыки.
Человек, пребывающий вне Бога, живет иллюзиями: ему подчас кажется, что он уже праведник. Вся сия сохраних... (Лк. 18: 21) — говорит он о заповедях Божиих как бы о правилах уличного движения. Так мне Господь показал, раскрыл мою же душу. И потом... потом были эти страшные и великие слова Его, которые пронзили меня как молния и озарили, и вознесли, и ужаснули: Слышав же сия, Иисус рече ему: еще единаго не докончал еси: вся, елика имаши, продаждь, и раздай нищим: и имети имаши сокровище на небеси: и гряди вослед мене (Лк. 18: 22).
И в этих словах Господа раскрылся мне, с одной стороны, тот великий дар, который Он предлагал мне, а с другой — вся пошлость, вся ничтожность мирской жизни. Я на миг увидел свое возможное будущее — будущее, погруженное в дремоту паточного семейного счастья: рассеянная, сытая, вполне благочестивая жизнь, окруженная, словно роем пчел, бесчисленными житейскими попечениями. Как же далека эта жизнь от той, какую предлагал мне Господь как бесценный дар — каждодневная битва, в которой монахи потом и кровью выдавливают из себя яд мира. Потому что «мир есть льстец и обманщик» (Исаак Сирин), потому что — имети имаши сокровище на небеси!
И ясно мне стало теперь, откуда возникло в душе моей (давно уже!) ощущение, будто я один совершенно в этом мире, как будто кто-то остановил этот бесконечный спектакль — извечную человеческую трагикомедию — и вот я хожу среди застывших актеров, всматриваюсь в их застывшие, давно потухшие под гримом лица, их эмоции и переживания, их страсти. «Господи, помилуй! Господи, помилуй!..» — взываю я снова: и три, и двенадцать, и сорок раз... И когда уже проваливаюсь в непроглядную бездну отчаяния — то кто может спасен быти? (Лк. 18: 26) — в океане лжи, который представляет собой и моя больная душа, насквозь пораженная этим миром, тогда слышу я бесконечно любящий голос Господа: …невозможная у человек возможна суть у Бога (Лк. 18: 27). Может быть, кто-то испытывал такое: ты во сне вдруг понимаешь, что спишь и что всё происходящее с тобой — только сон. Все персонажи этого сна, все перипетии — всё скоро закончится, и ты проснешься дома, в своей теплой постели. И каким бы кошмарным ни был твой сон, от одного этого осознания становится легко и просто, ибо... скоро ты проснешься дома.
Говорят еще, что монахом надо родиться, потому что монашество — это самый короткий, но и самый трудный способ пробудиться для Евангелия, для жизни вечной, для Бога.
Журнал «Встреча» № 21 за 2002 г.
29.06.2018
