Задание Свыше (часть первая)

…Соблюдая добродетель,

мы получаем сугубую награду от Бога ―

и за то, что сами в добродетели живем,

и за то, что ближних привлекаем к добродетели…

Свт. Иоанн Златоуст

Борис Александрович Ганаго родился 14 ноября 1927 года. Летом 2016-го он перенес инсульт, но и сегодня, с одной действующей рукой, в свои 89 лет продолжает писать книги.

Борис Александрович ― человек, соединяющий две эпохи, два времени и не одно поколение людей. Детский писатель, основатель и преподаватель минской Школы катехизаторов, лауреат Президентской премии Республики Беларусь в деле духовного возрождения Беларуси, руководитель литературного объединения «Духовное слово». Его книги, наполненные глубинным смыслом, написаны на образном, живом и понятном и детям, и взрослым языке.

 

Мы навестили Бориса Александровича и услышали от него захватывающий рассказ. Очень сложно в одной, пусть и неспешной, беседе уместить долгую и насыщенную жизнь. Но опубликованные здесь рассказы-зарисовки от первого лица точно помогут читателю познакомиться ближе с Борисом Александровичем, погрузиться в ушедшее время и убедиться в действии Божиего Промысла в жизни каждого человека.

Что сбудется в жизни со мною

― В вышедшей недавно книге «О видимом и невидимом» опубликован мой автобиографический рассказ «Что сбудется в жизни со мною». Слепой старичок-прозорливец ― реальный персонаж, ― рассказывает Борис Александрович. ― Мы с мамой жили недалеко от церкви. Правда, храм тогда воспринимался мною исключительно как старинное архитектурное сооружение. Около церкви я встретил своих бывших одноклассниц. Мы разговорились. Мимо, ощупывая палочкой дорогу, проходил нищий слепой старик. Остановившись, он обратился к нам и попросил милостыню. В моем кармане, кроме дыр, ничего не было. Шла война, мы с мамой голодали. Я и сам мечтал о ломте хлеба или картофелине. Девочки наскребли какие-то медяки. Он перекрестился и, возблагодарив Бога, ушел. Я провел своих знакомых, и мы остановились у крыльца их дома. И вот к нам вновь подошел тот же нищий. Я даже немного удивился:

― Дедушка, мы Вам только что давали!

― Ох, прости, прости, мил человек, ― виновато закивал головой старик. ― А ты напрасно так легко одет. Кажется, что тепло, а на самом деле можно и простудиться. Вот и характер у тебя такой: ты вспыхнешь и остудишься, вспыхнешь и остудишься.

За несколько минут, глядя в неведомую даль, он словно в книге жизни читал страницы пережитого мною: в 10 лет лишился отца; братья уехали, мы остались вдвоем с мамой, бедствовали; недавно сломал ногу. Все поразительно совпадало. А затем слепой дедушка сообщил о моем скором переезде из Омска. Уезжать было некуда. Да и на какие, простите, шиши? Но фраза его запомнилась. А потом он высказал еще одну мысль, как оказалось в дальнейшем, ключевую для меня:

― Ты будешь говорить людям слово, от которого им будет лучше жить.

Тогда я не знал этого слова. Лишь иногда отдаленно припоминал отрывки Евангелия, когда-то рассказанные мамой. Например, как трижды пропел петух. Это осталось в памяти. Помню, в комнате темно, на столе горит керосиновая лампа, а мама рассказывает библейские истории. Но мы не молились, в храм не ходили. Папа работал агрономом. Болел. Мама, обиженная на Бога за выпавшие на ее долю очень тяжелые испытания ― трое малышей, смерть мужа, голод, ― разрубила иконы. Но в конце жизни она примирилась с Богом. Прочитала книгу о Божией Матери, и в душе произошел переворот. Мама исповедовалась, причастилась, завершив земные дни с миром в душе. Слава Богу ― духовно прозрела.

 

Думаю, многое в моей жизни произошло по молитвам предков. Мой дед и мой дядя были священниками. За веру дядя был репрессирован. Хорошо помню, каким он вернулся из лагерей: замученным, похудевшим, измотанным. Я почти не узнал его.

Через какое-то время я действительно переехал из Омска к дяде с тетей в Свердловск.

Но только через 50 лет я понял, о каком слове говорил тогда старец.

Театр

Однажды мама моего детского товарища отдала мне свой билет в театр на спектакль «Как закалялась сталь». Все увиденное на сцене меня невероятно впечатлило: атласный занавес, свет, музыка. Появилось желание бывать в театре чаще. А денег не было. Знаете, что приходилось делать? В то время нам выдавали талоны на хлеб. Норма на день ― два талончика по 200 граммов хлеба. Чтобы попасть в театр, я подходил к билетерше и отрывал один талончик. А сами мы голодали, недоедали. Вот как меня тянул театр!

После переезда к родственникам в Свердловск я поступил в Свердловский театральный институт. Окончив один курс, стал работать в Свердловском театре. Там произошла моя встреча с режиссером Борисом Владимировичем Эриным (затем в 60-е руководил театром имени Я. Купалы в Минске). Он работал тогда над спектаклем о Юлиусе Фучике ― чешском журналисте, герое-антифашисте, казненном в берлинской тюрьме в 1943 году. Находясь в заточении после ареста гестапо в 1942 году, Фучик написал свою известную книгу «Репортаж с петлей на шее», где появилась знаменитая строчка: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!»

 

Борис Владимирович Эрин поручил мне быть ассистентом режиссера и включить текст книги Фучика в театральное действие. Я с этой задачей, как ему показалось, справился. Эпизоды допросов перекликались с его размышлениями. Совместная работа над спектаклем сблизила нас.

Вскоре Свердловский театральный институт перевели в Ленинградский театр музыки и кинематографии, где я и окончил сначала актерский, а затем режиссерский факультеты. Как режиссеру мне необходимо было ставить дипломный спектакль. Руководитель практики направил меня в Минск, где в Купаловском театре по каким-то причинам была не завершена постановка спектакля «Еще раз про любовь». В Минске я снова встретился с Борисом Владимировичем Эриным ― в то время руководителем Драматического театра имени Янки Купалы. Вот какие удивительные вещи…

Мой дипломный спектакль был в репертуаре с любимыми народом классическими белорусскими, такими как, например, «Павлинка», которым открывался каждый театральный сезон. Это было время начала новой эпохи ― открывался занавес запретов инакомыслия. Наступила «оттепель» 60-х. Время уже было другое, и требовался другой театральный язык. Мне, начинающему «режиссеришке», предстояла встреча с главным художником театра Арменом Багратовичем Григорьянцем ― громадным, неотразимым, остроумным, ярким, талантливым человеком. Работа с Арменом Багратычем для меня была просто счастьем. Мы подружились семьями. Но о вере тогда разговора не было.

Не так давно к юбилею спектакля «Еще раз про любовь» у меня брали интервью. Так вот я высказал такую мысль: самому главному ― любви ― главных героев мне не нужно было учить. Это были молодые люди, влюбленные друг в друга. Августин Лазаревич Милованов и Галина СеменовнаТолкачева ― теперь народные артисты.

Как оказалось потом, даже работа в театре вела меня к моему истинному предназначению, о котором я узнал значительно позже.

 

Время молчания

Мой хороший друг протоиерей Сергий Клюйко ― духовник Марфо-Мариинского сестричества милосердия г. Белгорода ― благословил меня записывать различные события, произошедшие в жизни: истории, встречи, наблюдения. И мне вспомнился случай, рассказанный Ларисой Помпеевной Александровской ― народной артисткой Советского Союза, режиссером, публицистом и общественным деятелем. Она должна была зачитывать приветствие от белорусской делегации съезду «победителей» (ХVII съезд ВКП(б) в 1934 г. ― Прим. ред.). Съезд, с которого многие не вернулись домой.

В делегацию БССР входили представители белорусской культуры, так сказать, свет тогдашней интеллигенции. И вот Лариса Помпеевна с трибуны зачитывает подготовленный текст приветствия на русском языке, боковым зрением наблюдая за реакцией Сталина. Иосиф Виссарионович вдруг говорит:

― Я полагаю, что белорусская делегация могла бы поприветствовать съезд и на белорусском языке.

И она с ходу начала переводить, осторожно заметив:

― Если я ошибусь, родные белорусы простят, а остальные не заметят.

Вроде бы все завершилось благополучно. Белорусская делегация уходит со сцены. Вдруг чувствует, на плече чья-то рука.

― Лариса Помпеевна Александровская?

― Да.

― Вы сейчас зачитывали текст приветствия съезду ВКП(б)?

― Да.

― Пройдемте.

Делегация уходит, а она вместе с этим товарищем спускается на какие-то нижние этажи, идут по коридорам.

― Это далеко?

Молчание.

― Надолго?

Молчание.

Незнакомец приводит ее в какой-то кабинет и предлагает подождать. Через некоторое время снова появляется.

― Пройдемте со мной, ― выводит ее на улицу.

Там их ожидает машина. Так и не представившийся незнакомец дает команду водителю:

― Доставьте Ларису Помпеевну Александровскую по адресу, который назовет она сама.

Вот какое было время…

Обретение веры

Наблюдая за жизнью вокруг, записывая произошедшие случаи-зарисовки, я остро чувствовал несоответствие навязываемой нам философии атеизма и материализма с происходящим вокруг. В поисках сокровенного смысла бытия я истязал себя тренингами по восточным книгам, шептал мантры, созерцал некие точки, надеясь на пробуждение «неведомых сил». Но это опустошало душу, ввергая ее в гордыню. Тем не менее становилось очевидным, что есть что-то выходящее за пределы реального мира, неземное, духовное… Помню слова профессора Китайгородского: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Но факты остаются фактами. Вот, например, такая история.

Известный кинооператор-документалист, Микоша, проснулся утром в гостинице и не смог в ней находиться: стало беспокойно, тревожно, захотелось уйти. Он разбудил напарника, мол, вставай, что-то мне не по себе. Тот: «Отстань, поздно легли ведь». А Микоша ему: «А ну-ка давай быстро!» Наскоро собрав вещи, сели в машину. Тихое небо. Отъехали несколько метров и вдруг ― бах-бах! В гостиницу, где они только что находились, попал снаряд.

И таких историй сотни. Постепенно я приходил к мысли о существовании Божественного Промысла, правда, еще не зная и не осознавая этих слов. Как говорится, книги на полке стоят спокойно, а в голове спорят. Вот и у меня выстраивалась иная картина мира, которая не вписывалась в существующие тогда рамки и схемы. Мне требовалась другая концепция. Так я приходил к вере. И уже не мог об этом не думать.

 

Оставалось прийти в храм. И когда я туда попал ― он стал для меня родным. В храме чувствовалась благодать, Божие присутствие. Я нашел Бога.

Сестры Сороколетовы

Один московский знакомый попросил меня навестить в Боровлянской больнице студентку Наташу Сороколетову, заболевшую рассеянным склерозом. С самых первых минут между мной и Наташей возникли очень теплые, доверительные отношения: мы как будто были знакомы целую вечность. Как оказалось, надеясь на исцеление, Наташа приняла Крещение. Но болезнь не отступила. Теперь она просила меня найти для нее исповедника. Мне выпадала миссия отыскать батюшку, который согласился бы исповедовать и причастить Наташу на дому. В то время за службу на дому священник мог лишиться места, а значит, и своего будущего.

Я обратился к Александру Семеновичу Яцкевичу ― начинающему талантливому ученому Академии Наук, впоследствии профессору, горячие философские дебаты с которым сыграли немалую роль в моем прозрении. Он посоветовал мне обратиться к молодому московскому священнику в храм на Ордынке.

В Москве я разыскал отца Александра Шаргунова и попросил его причастить Наташу. Отец Александр просканировал меня изучающим взглядом и предложил прийти завтра. На следующий день, к моему удивлению, батюшка дал согласие причастить больную.

Мы приехали к Наташе домой. Отец Александр ее исповедовал, причастил. Вместе с Наташей в доме находились ее некрещеная сестра Татьяна и их подруга, сирота, Таня Астасевич ― тоже некрещеная. Отец Александр долго беседовал с девочками. Открылась дверь, и он решительно произнес: «Будем крестить!» Так я стал крестным для двух Тань. Долгое время эти девочки были прихожанками храма, где служил отец Александр. Они мне сообщали, что отец Александр регулярно посещал дом Сороколетовых, исповедовал и причащал Наташу. И так готовил ее к переходу в иной мир.

А позже я узнал, что Таня Сороколетова, так же, как и ее сестра, заболела рассеянным склерозом. Отец Александр до конца ее жизни приходил к ним, исповедовал и причащал. Меня поражал этот человек. Представляете, он ― педагог московской Духовной академии и семинарии, автор десятков книг, ведущий радиопередачи «Радонеж» ― находил время посещать этих сирот, только вступающих в жизнь, молодых, неопытных, обреченных на такие испытания.

Слово, от которого будет легче жить

Однажды меня встретила знакомая, которая в то время работала в радиокомитете:

― Борис Александрович, а что это Вы для нас ничего не пишете?

― Но я же не «валодаю беларускай мовай».

― Теперь можно и по-русски.

― Но я же только о вере.

― Теперь можно и о вере.

Она предложила мне вести радиопередачи о вере в формате семейных бесед. Сразу же возник образ: дети, неверующий папа, интуитивно верующая мама, глубоко воцерковленная верующая бабушка. В начале передачи обязательно звучала поучительная, даже загадочная история. Такой формат я потом часто использовал и на занятиях в школе катехизаторов и в беседах со школьниками. Вот одна из таких историй.

На окраине города Николаева жил некто Молчанов со своим товарищем ― пушистым котом Смогом. По возвращении с работы кот обычно запрыгивал Молчанову на плечи, и они вместе выходили на прогулку. По ночам Смог удалялся по своим кошачьим интересам, а с утра возвращался в квартиру и ложился на кушетку спать. И так каждый день.

Однажды после прогулки Молчанов увидел возле двери кота. «Ты что, поссорился с подругой? Ну, пошли домой». Ночью Смог с диким криком разбудил своего хозяина. Тот, конечно же, вставать не хотел, но, пересилив себя, открыл дверь. Кот, пристально посмотрев ему в глаза, не сдвинулся с места. «Ты что, передумал?» ― спросил Молчанов и снова отправился спать. Так повторилось несколько раз. Молчанов злился. И вдруг Смог, с раздирающим криком стягивая одеяло, опять его разбудил. Когда же Молчанов под натиском кота сдался и подошел к двери ― громадный кусок штукатурки свалился на то место, где только что находилась голова Молчанова. Кот пристально посмотрел на своего хозяина и довольный лег спать.

Рассказывая эту историю детям, я всегда спрашивал: «Скажите, почему кот так себя вел? Как он мог почувствовать, что с Молчановым произойдет такое происшествие?» Таким образом вместе с ребятами мы выходим на мысль, что существует духовный мир ― ангельский, который и сберег Молчанова.

 

Такие рассказы-размышления я стал включать в радиопередачи на белорусском радио «Духовная нива». Говорят, их слушали даже в далеких, теперь вымирающих, деревнях. И, конечно, тогда мне часто вспоминалась фраза: «Ты будешь говорить людям слово, от которого им будет лучше жить». Прошло почти полвека, когда я стал говорить людям о Боге.

Продолжение следует…

20.06.2017