Я вернулся другим (часть первая)

 

В то время как многие православные люди мечтают побывать на Афоне, я туда ехать не хотел! Зачем? Мне и в Киеве хорошо! Прикоснуться к благодати? Благодать Божию можно встретить везде: Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь... (Ин. 3: 8). Вовсе не обязательно отправляться за тридевять земель, чтобы ощутить присутствие Творца. Поклониться святыням, чудотворным иконам и мощам угодников Божиих? Родной Киев тоже богат святынями. А действует через них один и тот же Дух Святой.

Нужно признаться, что в начале осени 2015 года я пребывал не в лучшем расположении духа. События, происходящие в мире, стране и обществе, не способствовали умиротворению. А некоторые «новости церковной жизни» повергали сердце в скорбь. Так в смущениях и сомнениях я «шел, шел и че-то приуныл». Мои собратья и сослужители по молодежному отделу стали наперебой твердить мне о необходимости посетить Афон. Дескать, именно там ты воспрянешь духом, произойдет духовная перезагрузка. Я отнекивался, не понимая, что же такого чудесного может произойти. Кто-то говорил, что некий старец укажет мне, как жить и как спасаться. По поводу этого меня одолевали весьма серьезные сомнения: в конце концов, у меня есть духовник. Кто-то более тонко советовал мне просто съездить и не задумываться о том, что я там встречу, — пусть будет как будет. На этот счет меня одолевал страх. Я не боялся каких-либо «радикальных» благословений. Я боялся вернуться оттуда таким же, как был. Или даже хуже. Может быть — еще большим скептиком и маловером. Решающим стало благословение духовника. Он сказал ехать — значит, надо ехать. А там, действительно, — пусть будет как будет.

 

 

Лететь из Борисполя до Фессалоник чуть более двух часов. Вот наш самолет лег на крыло, заходя на глиссаду аэропорта. Внизу — красивейшая панорама большого города. Целые районы красных черепичных крыш и светлые кубики современных зданий. Фессалоники — одна из новозаветных колыбелей христианства.

Пока заруливали на стоянку, я, как неисправимый технократ и моделист, успел сфотографировать несколько стоящих особняком желто-красных самолетов. Это — пожарные. Именно они тушат лесные пожары, подобные тому, что несколько лет назад был на Афоне.

В аэропорту нас встретил молодой человек по имени Георгий. Он отвезет нас в Уранополис. Разговорились. Школу он заканчивал в СНГ, а в армии служил уже в Греции. Женат, есть детишки. Искренне верующий и рассудительный православный мирянин. Побольше бы таких.

По дороге из Фессалоник в Уранополис мы заехали в женский монастырь, где находится могила одного из самых почитаемых святых современности — старца Паисия Святогорца. Воскресным вечером к могиле подвижника был нескончаемый людской поток. К монастырю подъезжали и отъезжали автомобили и автобусы с паломниками. Вместе с тем не было никакой суеты или толкотни. Каждый мог поклониться могилке и помолиться святому столько времени, сколько душе было угодно. Приложились и помолились и мы. Уже садясь на переднее сиденье в автомобиль Георгия, я как-то неловко потянул на себя дверцу. И довольно сильно приложился к ней бровью. Вот те раз! Не подавая виду, сел в машину и потрогал — рассечения вроде нет, но болит. Не хватало еще, чтобы распухла бровь и я этим фингалом по монастырям светил. Как это я так неловко? И вдруг в голову ясно пришла мысль: «Это тебе "привет" и назидание от Паисия! Скажи спасибо, что глаз на месте». Не буду вдаваться в подробности своего нечестия, но это была небольшая епитимия от преподобного за грех «нехранения очей». Еще до Афона не добрался, а чудеса уже начались!

...От нашей гостиницы в Уранополисе, который справедливо считают «воротами Афона», до конторы, где выдается «диамонитирион» (афонский «пропуск») — два шага ходьбы. Придя еще до открытия, мы уже обнаружили очередь. Вот те на! Однако очередь продвигалась живо, а четыре клерка молниеносно принимали и просматривали документы, сверяли что-то на компьютере, принимали взносы и выдавали заветные листки, удостоверяющие твое право на въезд и пребывание на Афоне. Где бы нам таких чиновников взять?

Едва мы отъехали от административной границы, я понял, почему различные «нежелательные личности» не стремятся оккупировать эти живописные места. Вся территория Афона является частной собственностью. Более тысячи лет назад этот полуостров дарован двадцати афонским монастырям. Все поселения и постройки (скиты, каливы, кельи) являются собственностью и «филиалами» этих монастырей, и проживать там возможно лишь с их разрешения. Проживать — это добывать себе воду и пропитание. И пользоваться поддержкой при скудости и нужде. Бездельников, ленивых в молитве и труде там никто привечать и поддерживать не будет. Так что какой-нибудь бродяга-нелегал очень быстро завопит: «Мамочка, забери меня отсюда!» и побежит «на выход».

Есть ли там подвижники-нелегалы? Есть. Хотя правильнее сказать «полу-легалы». Удаляются в отшельничество и неизвестность ради особого подвига те, кто не один десяток лет прожил в общежительном монастыре. Кто способен самостоятельно, без посторонней помощи и понуждения, проводить все свои дни и ночи в труде и молитве. И то, по слову одного из афонских монахов, быть неизвестным никому на Афоне возможно лишь три, максимум — четыре года. Рано или поздно узнают, кто ты — подвижник или «дачник». Подвижника везде примут как брата. «Дачнику» (то есть ленивому и далекому от подвижнической жизни) — укажут «на выход».

Забегая вперед, скажу, что по возвращении меня все же не раз и не два спросили: «Почему женщин не пускают на Афон?» и «Когда их начнут туда пускать?» Отвечу всем — никогда. Во-первых, им там нечего делать, а соблазнов и хлопот меньше. Во-вторых, на основании всех исторических и современных законодательных актов Афонский полуостров — это частная территория монастырей. Это их дом, и кого туда пускать — решать только им. Лишь одна Пресвятая Богородица и Приснодева Мария имеет право ступать на афонскую землю — это Ее земной удел.

Пока мы ехали по горному серпантину в Дохиар, я понимал, что, несмотря на кажущийся благоприятным средиземноморский климат, прожить здесь очень непросто. Летом тут бывает очень жарко. А ночью в горах, особенно зимой, — очень холодно. Где добывать воду и чем прокормить себя зимой — вопросы непростые. Это пустыня с оазисами-монастырями. Сложный горный рельеф с дорогами-серпантинами, узкими горными тропами, пропастями и ущельями. Горы, сплошь укрытые девственным лесом с непроходимым подлеском. Даже там, где леса полностью выгорели три года назад в результате пожаров, все успело зарасти молодой зеленью. Такой же непролазной...

Странное чувство: проезжая по этой дороге, я видел разные места, до удивления похожие на те, где бывал когда-то давным-давно. Вот горы скрылись за лесом, и мы — проезжаем по лесной дороге через Кончу-Заспу, через места моего детства. А вот — горная дорога в Крыму, под Ялтой, где бывал когда-то с родителями. Вот — пролесок из Восточной Германии, где проходила армейская служба. А здесь — пересеченная местность полигона учебки в Остре, где не раз бывал с друзьями. Я словно бы ехал сквозь годы своей жизни. Уже было о чем вспомнить и задуматься.

 

По приезде в Дохиар нас встретил владыка Иона. Отвел в архондарик, где мы приняли традиционное угощение и записались на постой в большой гостевой книге.

Сам монастырь долго описывать не стану. Просто скажу, что афонская архитектура, обилие галерей, переходов, лесенок, зелени, цветов и усыпанных плодами деревьев создают ощущение попадания в сказку. Эта сказка становится еще удивительнее, когда узнаешь, что монастырь буквально поднят из руин после годов запустения. Возрожден и украшен за последние 30 лет лично герондой Григорием и братией. Когда слышишь рассказ о том, что многие деревья здесь посажены старцем лично. Когда понимаешь, что каждый уложенный камень, каждая плодоносящая веточка — это плод ежедневного кропотливого и тяжелого труда.

Ни одна из фотографий Дохиара не соответствует действительности. За те полдня, что пройдут от момента съемки до публикации, монахи во главе со старцем уже что-то построят, посадят, покрасят. И так каждый день, в службах и трудах.

 

Разместился в монастырской гостинице, немного передохнул и к 17:00 отправился в соборный храм на вечерню. Вечерня — служба не длинная. Сразу за ней — трапеза. После трапезы служится повечерие с чтением акафиста перед святыней монастыря — иконой Пресвятой Богородицы «Скоропослушница». Где-то между 19 и 20 часами служба закончилась. Братия разошлись по кельям. Кто отдыхать, кто продолжать молиться. Протодиакон Александр Плиска, частый и давний гость в Дохиаре, спросил нас, не хотим ли мы завтра послужить литургию. О такой возможности можно было лишь мечтать! Конечно!

Признаться по правде, даже в этот первый вечер я сохранял некий скептицизм. Зачем я здесь? Да — хорошо, спокойно, благодатно. Оставалось лишь довериться Богу, молиться и надеяться, что Ему лучше известен ответ на этот вопрос. Чудеса порой совсем не такие, как мы ожидаем.

Пришел в «свою» комнату. Меня премудро поселили одного — паломников после престольного праздника было мало, и остальные кровати пустовали. Значит, высплюсь без тычков в бок «не храпи!»... Еще до звона моего будильника в телефоне меня разбудил будильник монастырский — то приближающийся, то удаляющийся звук деревянного била, зовущий братию на службу. Благо до храма рукой подать.

В 3:00 на полунощницу. Удивительно, но греческие слова молитв уже не кажутся столь непонятными. Фрагментарно вспоминаешь славянский текст, встаешь на «Трисвятом» по «Отче наш»... Когда не можешь вспомнить молитв и псалмов, просто творишь по четкам молитву Иисусову. В храме полумрак, на дворе глубокая ночь, но спать совершенно не хочется. Служба проходит на одном дыхании.

Литургию служили втроем — я, протоиерей Александр Сорокин и протодиакон Александр Плиска; отец протодиакон служил по-гречески и подсказывал нам все местные традиции и особенности богослужения. Я было назвал отца Александра Плиску гостем, что в данном случае не совсем верно. Хоть он и женатый протодиакон, в монастыре Дохиар он — свой. Свой не благодаря частым визитам, знанию греческого языка, традиций и истории, а благодаря труду и молитве.

Мы, священники, произносим возгласы на церковнославянском. Протодиакон говорит ектении на греческом. На греческом поют и трое певцов-монахов. Нет никаких «языковых барьеров» — служба ведь одна и та же. Разве что от древних монастырских распевов Афона веет дыханием вечности. Но, может быть, это лишь «дыхание» моей собственной впечатлительности. Я не знаю...

К началу литургии вся братия уже переместилась в притвор. В данном случае это тот самый переход в трапезную, по правую сторону которого находится часовня с чудотворной иконой Божией Матери «Скоропослушница», а по левую — маленькая церковь в ее честь. По окончании литургии — братская трапеза. Все вкусно, просто и сытно.

 

 

После трапезы владыка предложил нам отдохнуть. Я уже почти дошел до своего койко-места, как кто-то позвал: «Пошли скорее, геронда Григорий вышел побеседовать!» Как был в рясе, в куколе, поспешил к воротам монастыря, где уже стоял старец в окружении наших отцов. Опирающийся на палочку дедушка через переводчика вел оживленную беседу с собравшимися. На нем не было золоченых риз или вышитых крестиков. Не было даже черных монашеских одежд. Он был одет в самую неприхотливую рабочую одежду афонских монахов — короткий то ли подрясник, то ли рабочий халат, видавший виды фартук. И выгоревшую на солнце светлую армейскую или туристическую панаму. После многих отечественных соблазнов мне было радостно лицезреть знаменитого человека без внешнего пафоса и понтов. Передо мной был настоящий труженик, первым спешащий на монастырское послушание. Беседуя с нами, он не отдыхал. Он просто прервал свой путь к трудам телесным, чтобы помочь нам, ищущим его отеческого совета, своими трудами духовными. Я бы сказал, что его внешний вид был не эффектен, а эффективен. И этот вид мне понравился. Впрочем, без взаимности! После того как владыка Иона представил меня старцу, первым делом геронда спросил:

— Куда это ты так вырядился? Еще подумают, что епископ ты, а не владыка Иона!

Действительно, на фоне всех, одетых в подрясники, ряски (монашеские жилетки), скуфейки или легкие шапочки, я в рясе и куколе был «пузатой нелепостью». Я что-то промямлил, что о епископстве в жизни не помышлял и просто еще не разобрался, куда и в чем ходить. Старец же по ходу распекал одного из наших отцов за коротко подстриженную бороду. Тут он вновь обратил внимание на меня:

— А ты зачем бороду подстригаешь? Ты же монах! Ты что, в ад попасть хочешь?

Вот тут я смутился, не зная, что и ответить. Бороду я действительно редко, но периодически подстригал. И имел на то достаточно объяснений и оправданий. Заглянуть в себя и понять, зачем я в действительности это делаю, как-то не получалось. Но об этом я задумался чуть позже, после посещения Ватопеда.

 

— Геронда, благословите взять машину и повезти отцов по монастырям, приложиться к святыням, — обратился владыка к старцу.

— Конечно. А кто повезет? — спросил старец.

Дело в том, что с водителями в монастыре всегда проблема. Дел много, и все монахи целый день заняты на различных послушаниях. Машин хватает, и управлять ими умеют практически все. Только вот «катать туристов» им некогда. Выезжают куда-либо лишь по делам, привезти или отвезти какие-то грузы.

— Γέροντα, ευλογείτε να συνοδέψω τους προσκυνητές![1]— вступил в разговор отец Александр Плиска. Я не понял ни одной буквы, но интуитивно, по интонации, догадался, что он вызвался быть нашим водителем и проводником.

— Хорошо, — благословил его старец, — а куда собираетесь заезжать?

— Хотим посетить Ватопед, Ставроникиту, Карею, Иверон...

— О! — рассмеялся геронда Григорий. — В Ватопеде обязательно побывайте! Там вам понравится, там всего в достатке, всех благ хватает. Попросите у них птичьего молока и оленьего сыра — все найдется!

Дело в том, что геронда Григорий периодически «вставляет шпильки» ватопедцам за сытую и нетрудную (по афонским меркам!) монашескую жизнь. Но как не похожи эти обличения на те взаимные укоры и обвинения, что так, к прискорбию, распространены в нашей, отечественной православной среде.

Афонские монахи и монастыри — разные. Это устроено Богом для того, чтобы каждый смог найти там созвучных своему духовному устроению людей. Поэтому в «обличениях» старцев нет даже тени самопревозношения и гордыни. Это не похоже на карикатурные упреки «сверху вниз». Это — как отеческие или братские объятия. Они наполнены любовью, смиренным желанием, чтобы брат твой был лучше, чем ты, в своем угождении Богу.

Итак, взяв монастырскую машину, мы отправились в путь на восточное побережье Афонского полуострова. Отец Александр Плиска и владыка Иона (в качестве проводников и знатоков) и наша «паломническая группа» — отец Александр Сорокин, Михаил и я.

По дороге неоднократно останавливались, фотографируя живописные окрестности и величественный вид самой горы Афон на горизонте.

[1] Старец, благословите сопроводить паломников! (новогреч.)

Я вернулся другим (часть вторая) >>

25.09.2017