Лень совсем не ленива!

Я пытаюсь понять, что такое лень. Казалось бы, чего проще: лень — это нежелание трудиться, сопротивление труду. Это предпочтение расслабленного состояния собранному. На биологическом уровне это, возможно, защитная реакция нервной системы, берегущей свои силы; в недостаток, а когда-то и в пагубный порок эту реакцию превращают эгоизм, нравственная незрелость, отсутствие стимула к труду. Все вроде бы понятно, но вот не определила я лень, не поймала. Не только то она, что выше изложено.

Почему в святоотеческих текстах, в «Лествице», к примеру, лень тесно связана с унынием?.. В той суровой аскетической жизни, о которой пишет Лествичник, эта связь, может быть, и очевидна: уныние сообщает монаху, что его труды бесполезны, что у него ничего не получится; а лень тут же подхватывает, ей ведь только того и надо. И вот монах уже ищет способ уклониться от общей молитвы, труда, от строгого распорядка…   

Но в нашей повседневности мы этой связи не видим. Чтобы увидеть — посмотрим на тряпку, которой автор этих строк моет полы.

Мне лень прополоскать эту тряпку и повестить ее сушиться на балконе. Я бессильно бросаю ее, мокрую и грязную, на пол в туалете… И сразу чувствую — сделала не то, что нужно… да не с тряпкой, нет — с собой. Очень важную позицию сдала — там, у себя внутри. И кому же сдала, чему? Унынию.

Конечно, мы, за малым исключением, не монахи, мы живем в очень комфортных по сравнению с синайскими условиях. Но это означает только то, что именно в этих условиях мы должны что-то с собой сделать, как-то приблизить себя к христианской норме, попытаться хотя бы себя подготовить ко входу в Божественный чертог славы Его, «идеже празднующих глас непрестанный…»

Следовательно, все, что с нами происходит, все, что нам приходится делать, мы должны принимать, не уклоняясь — как средство к этому, правильно? Принимать то, что дано, брать это как из руки Божией и ничего другого не желать. Это трудно, и куда мне других учить, у меня самой ничего не получается. Но это ведь необходимо!

Отказ принять текущую минуту и ту работу, которую тебе в эту минуту нужно сделать, есть бессознательный отказ в доверии к Богу, отказ Ему следовать; погружение в темную и расслабленную стихию своего поврежденного «я». Лень и уныние здесь действуют вместе. В одном случае — лень начинает, а уныние пользуется, в другом — наоборот. «Уныние — та же лень, только хуже», — говорил преподобный Амвросий Оптинский.

Вернувшись к тряпке, сделав с нею всё, что надо, я чувствую себя совсем иначе. Я не победила уныние, конечно, но я лишила его некоторой возможности, я закрыла перед его длинным носом определенную дверь. Я собрала себя, не расползлась и не потеряла ориентира — там, где вполне могла его потерять.

Победить уныние вообще невозможно, оно преследует нас постоянно, мы просто не всегда его узнаем. Я тоже долгое время не могла с ним разобраться, мне казалось, что уныние — это плохое настроение, хандра. На самом деле уныние — это когда ты просыпаешься утром и не радуешься наступившему дню как предоставленной тебе возможности еще немного измениться, еще что-то для себя открыть, еще чуть приблизиться…

Уныние есть отсутствие доверия и любви к Отцу; уныние, как пишет Лествичник, есть «хула на Бога, будто бы Он не человеколюбив и не милосерд». Отсюда — нежелание трудиться для Него, отказ двигаться к Нему. И, как следствие, — угасание душевных сил, внутренняя тяжесть, нежелание что-то делать вообще, стремление свести трудозатраты к минимуму.

Отсюда же — чувство одиночества, обида на весь свет, саможаление, стремление забиться в себя, закрыться: «Оставьте меня в покое, наконец, что вам всем от меня нужно!..» Но ведь не будет тебе там, в этой твоей норке, никакого покоя на самом деле — будут горечь от самого себя, стыд и тоска. Либо погружаться в это состояние все глубже, то есть все больше унывать, либо как-то из этой норки выбираться. А как выбираться? 

Очень хороший способ — через труд. Через самый простой, физический, через обычную бытовую проблему, которую вот сейчас необходимо решить. Устрой стирку или… найди, наконец, в Интернете электрика: ну сколько можно сидеть с неработающей розеткой? Нерешенная проблема гнетет унынием: «Ох, вот это еще на мне висит…» Но когда мы беремся решить, сделать — мы видим цель и свои возможности; мы волей-неволей включаем те силы, которые казались отсутствующими. Мы отрезаем от уныния его сиамского близнеца — лень. Уныние исходит кровью. Правда, оно очухается. И с ним опять придется что-то делать. Так и живем.

Да, точно: лень — это нечто гораздо большее, чем защитное нежелание трудиться. Если уныние — это отказ Богу в доверии, то лень — это глубокий, глубже сознания лежащий отказ падшего человека подниматься из этого состояния, собирать себя, очищать, формировать себя как образ; это бессознательное предпочтение хаоса — образу, ветхого состояния — обновленному. Лень — глубинная деструктивная работа греха в человеке. Это не отсутствие сил, это именно сила — абсолютно антитворческая и злая. Лень совсем не ленива, и это надо знать всем нам, периодически ленящимся.

Лень — это несвобода, конечно, это тяжкий плен, «узилище души», как писал о ней Иоанн Златоуст. И это видно даже на внешнем плане. Обратите внимание — свободный человек не боится работы. По-настоящему свободный, независимый человек всегда трудолюбив, энергичен и достигает хороших результатов. Кроме того, он во всех смыслах этого слова опрятен, у него чистое, уютное жилище. Неопрятность и беспорядочность быта говорят вовсе не о независимости, как казалось когда-то молодым хиппи, а, напротив, о безволии, о связанности душевных сил, об ущербности существования. Это, кстати, подтвердил мой недавний разговор с пожилым священником, прошедшим в свое время через движение хиппи.

Но нам ведь не только стирать или окна мыть лень. Нам лень молиться. Почему молиться лень? Это ведь величайшее счастье — обращаться к Богу, только подумай… Ты верующий человек? Да?.. А почему тебе тогда с Богом разговаривать неохота? Правильно: чтоб с Ним разговаривать, нужно напрячься, приподняться, отключить внутреннюю суету, включить душевные силы. Падшее существо не хочет это делать, оно ищет оправдания: «Это вовсе не так уж обязательно, я сегодня устал…» и т. д.  

«Что Ти принесу, или что Ти воздам, великодаровитый Безсмертный Царю, щедре и Человеколюбче Господи, яко ленящася мене на Твое угождение, и ничтоже благо сотворша, привел еси на конец мимошедшаго дне сего...» Почему эти слова вечерней молитвы каждый раз оказываются правдой? Внешне я вроде бы не похожа на лодыря: много работаю, все время занята нуждами других людей, и самых близких, и дальних. Но вот именно на угождение Господу, на внутреннее усилие приближения к Нему я ленива всегда. Мне трудно, мне не хочется это делать — преодолевать стихию собственного расслабленного и замусоренного «я». Я могу очень страдать от своего душевного хаоса, от своих ран и хронических язв, но… неужто мне легче страдать, чем преодолевать это страдание? Странные мы люди…

Если разобраться, лень связана еще и с отсутствием смирения. Я читала, что точного определения смирению еще никто не дал. Рискну дать свое, неточное, но все же как-то выстраданное: смирение есть отсутствие сопротивления Богу. Смиренный не борется с тем, что посылает в его жизнь Господь, он не ропщет, он спокойно это принимает. Вот почему у смиренных людей — оптимальное, спокойное отношение к работе. Они не будут бить стахановские рекорды, потому что это от лукавого: они просто хорошо сделают то, что могут сделать сейчас. Исстари известно, что смиренные — лучшие работники.

Мне представляется, что любое наше размышление на подобную тему должно приводить нас к выводу о нашем собственном счастье. Нам ведь предоставлены огромные и ничем, в принципе, не ограниченные возможности духовного изменения, роста, приближения к Богу, входа в Его любовь. Нужно только не лениться и не унывать, а для начала — и тряпки прополаскивать, и розетки чинить вовремя.

15.12.2017