«Если я держусь молитвы — я на плаву» (часть вторая)

Беседа с епископом Лидским и Сморгонским Порфирием (Преднюком), председателем Синодального отдела по делам монастырей и монашеству Белорусской Православной Церкви. 

Владыка, как бы Вы посоветовали поступать в следующей ситуации?..  Например, у брата или сестры в монастыре есть какая-то проблема, но он или она не решается рассказать об этом начальствующему, надеясь, что он сам все заметит и поймет. Как Вы думаете, нужно первым рассказать о своей проблеме или же ждать внимания старших? И вообще, как должны выстраиваться отношения игумен — послушник?

В любом случае нужно объясниться, все рассказать и не ждать, когда заметят, что ты уже выдохся. Мне известны случаи, когда по каким-то медицинским показаниям брату или сестре были противопоказаны те или иные послушания. Но они не говорили об этом начальствующим и, как следствие, надрывали свое здоровье. Это неправильно. Не нужно бояться говорить о том, что есть какая-то болезнь, какая-то проблема, не следует ждать, пока начальствующие догадаются сами.

А если все-таки у человека произошло, как сейчас часто говорят, выгорание, теряется личная связь с Богом, нет внутренних сил, и покаянного порыва, и желания изменить свою жизнь — как тогда быть?

  Господь в любой момент может освежить наше духовное состояние, коснуться сердца — и тогда появится живое чувство Божьего присутствия. Нужно молиться: «Господи, оживи мое сердце!» Господь нас любит и не оставит человека в тяжелом состоянии. От нас требуется терпение  

Господь в любой момент может освежить наше духовное состояние, коснуться сердца — и тогда появится живое чувство Божьего присутствия. Главное, чтобы мы не разочаровывались, учились терпеть и не думали, что внутри ничего не изменится. Мы должны исполнять то, что должны исполнять, и верить, что все эти состояния у нас временные. Ведь нет какого-то застывшего самоощущения — одного на всю жизнь. Состояния приходят и уходят. Мы ни в коем случае не должны забывать, что если выгорание произошло (кстати, этот термин появился недавно), то, как говорил игумен монастыря Симонопетра отец Елисей, оно возникает из-за отсутствия домашней, келейной молитвы. Должно быть не вычитывание правила, а именно чувство, что Христос — это Личность. Нужно молиться: «Господи, оживи мое сердце!» Нужно просить. Господь нас любит и не оставит человека в тяжелом состоянии. От нас требуется терпение.

Для чего посылаются такие состояния выгорания?

  То благо, которое Господь для нас уготовил в будущей жизни, не идет ни в какое сравнение с нашими внутренними трудностями и борениями  

Для нашей опытности. Мы не знаем, в каком состоянии нам лучше находиться, потому что, когда у нас благодать — мы летаем. И не замечаем, как появляется тщеславие, и мы уже начинаем поучать кого-то... А когда нас прихватило, мы делаемся более смиренными.

Задача дьявола — ввести человека в состояние нерадения. Мы должны быть сильными Христовыми воинами. То благо, которое Господь для нас уготовил в будущей жизни, не идет ни в какое сравнение с нашими внутренними трудностями и борениями.

Я думаю, что эти борения возвращают человека в реальность. Господь таким образом призывает к живым отношениям с Ним...

Безусловно. Без этих борений мы бы не почувствовали и не узнали чего-то другого. Не было бы стремления ощутить присутствие Божие.

Где же искать это вдохновение? И искать ли его вообще? Может, просто жить — и все?

Жить и стараться исполнять свои обязанности. И стремиться к Святой Чаше! Если мы достойно готовимся, то Причастие дает нам силы и оживляет. Конечно, слово духовника, игумена или игуменьи способно вдохновлять. Может, человек и не говорит чего-то нового, но, если он повторяет какие-то вещи, они нас подталкивают что-то осмысливать и освежать в своей памяти. Действительно, когда говорится о красоте монашеской жизни, разъясняются слова из Священного Писания, это вдохновляет и питает душу. А если у игумена нет дара слова, то пример жизни порой вдохновляет больше, чем какие-то речи.

Как сказал старец Алексий (Мандзирис) из Ксенофонта, Господь служил словом, но еще Он служил делом. К сожалению, очень часто дальше слова у нас дела не идут. 

Какие встречи на Афоне на Вас произвели наибольшее впечатление?

  Когда я трудился два месяца в монастыре Ватопед, я не заметил среди братьев даже повышения голоса... И еще я понял, что Афон — это не место, а образ жизни  

Когда я трудился два месяца в монастыре Ватопед, я не заметил среди братьев даже повышения голоса... Вот это впечатляет! Такая кротость! Она говорит больше каких-то слов. Братья всегда стараются помочь друг другу. И конечно, впечатляет их внимание к паломникам. Туда едет так много людей, но они к каждому относятся с участием, любовью, открытостью. И конечно же, впечатлила их любовь, по завету старца Иосифа, к Иисусовой молитве. Там все на этом построено. Попадаешь туда и сразу понимаешь, что здесь молитва и на послушаниях, и на трапезе — везде. Ты проникаешься этой молитвой, что тоже немаловажно. Конечно же, красота богослужений, Евхаристия — это все вкупе действует на душу. Но особенно меня впечатлила кротость братии. Конечно, это заслуга игумена. Если он видит проявление какой-то резкости, это наказывается.

Однако хочу отметить, что за время пребывания на Кипре у владыки Афанасия Лимассольского, я понял, что Афон — это не место, а образ жизни, дух. Он сумел создать у себя в епархии и мужские, и женские монастыри, где он является духовником. И там настоящий афонский дух. Это меня очень впечатлило. Я даже скажу больше — меня туда сейчас сильнее тянет, чем на Афон. Там все держится на личности владыки Афанасия. Он сумел создать такой монашеский микроклимат, который распространяется на его учеников.

Я это говорю к тому, что и у нас в Беларуси можно жить такой жизнью. У святителя Игнатия Брянчанинова говорится, что Афон — это не место, а образ жизни. Посмотришь на наших матушек-игумений, как они поднимали монастыри… Это их старание дорогого стоит. Сейчас часто игуменьи растут вместе со своими насельницами. Тем же грекам трудно понять, как у нас из руин все восстановилось. В 90-х годах в России было 20 монастырей, сейчас уже более девятисот. Мы верим и надеемся, что количество будет потихоньку переходить в качество. В этом нам помогают в том числе и такие события, как визит в Беларусь отца Алексия из афонского монастыря Ксенофонт.

Какие болевые точки монашества Вы бы назвали? За что больше всего у Вас болит сердце?

Если брать женское монашество, то это нехватка духовников. Это стратегическая проблема, которую так сразу и не решишь.

Возможно, еще одной большой проблемой современного монашества является активная внешняя деятельность, которая забирает у человека силы...

Работа никогда не закончится, поэтому нужно самим регулировать загрузку... Чем привлекателен образ Преподобного Сергия Радонежского? Что он своим подвигом хотел выразить? То, что назначение монашества — это все-таки удаление от мира, хотя он и ходил в Рязань к князьям, участвовал и в общественной жизни... Тем не менее он хотел какого-то личного подвига, абсолютизма именно в общении с Богом. Хотел найти образ жизни отшельнический, поэтому и поселился в лесу.

Хотелось бы поговорить о смирении. Но не как о добродетели, а как о направленном действии. Как говорила моя знакомая монахиня, очень важно, ругая, или «смиряя» человека, давать после этого направление движения, а не оставлять с вынесенным приговором. Тогда человек не обижается и двигается дальше. А так это проходит зачастую очень болезненно.

  Игумен или игуменья должны хорошо знать человека, его психику, какие-то личные травмы. В наше время слово «смирять», мне кажется, утратило актуальность. Прежде чем проводить какие-то духовные эксперименты, надо самому смириться  

Нужно быть очень осторожными, потому что современный человек слаб, он может просто замкнуться. Это трудный момент. Игумен или игуменья должны хорошо знать человека, его психику, какие-то личные травмы. В наше время слово «смирять», мне кажется, утратило актуальность. Прежде чем проводить какие-то духовные эксперименты, надо самому смириться. В этом смысле мне очень близок архимандрит Софроний (Сахаров), который относился ко всем с такой добротой и любовью, что люди от этого раскрывались.

Случается, что, живя в монастыре, человек сталкивается с депрессией или какими-то другими психическими проблемами. Приходится пить таблетки. Но в такой ситуации можно услышать: «Какая депрессия, какой психолог?.. Ты же в монастыре… Есть Исповедь и Причастие…» Каково Ваше мнение на этот счет? 

Если человек болен и ему надо принимать таблетки, то делать это необходимо.

А как Вы относитесь к психологам?

Я хочу привести слова одного игумена, с которыми я согласен. Нужно быть осторожным с психологами. Если это православный психолог и Вы его хорошо знаете, то можно у него консультироваться. Но к сожалению, психологи, которые не понимают некоторые явления духовной жизни, могут навредить человеку.

Есть один пример, когда у одного молодого человека на уровне помыслов были гомосексуальные наклонности. Он это рассказал психологу, а тот сказал: ты такой. Потом этот парень приехал на Святую Гору, исповедался, и все стало на свои места. Теперь у него все нормально, он имеет семью. Поэтому, если психолог не понимает тонкостей на уровне помыслов, то он вряд ли способен помочь.

Тот же архимандрит Киприан (Керн) советует священнослужителям изучать психологию, чтобы лучше понимать некоторые моменты, отличить грех от болезни, от психического нарушения.

Трудно быть монахом и епископом?

  Монастырь — это не стены, а человек, от которого все зависит. Можно и на Афоне рыбу ловить, а можно и здесь, в большом городе, жить в присутствии Божием  

Это нелегко. Но я всегда любил молиться, и это помогает мне держать себя в духовном тонусе. Еще меня очень поддерживает общение с монашествующими. Мне приходится посещать разные монастыри, служить там, поэтому я нахожусь в своей среде. Однако, как сказал старец Фаддей, «где я, там и монастырь». Понимаете? Монастырь — это не стены, а человек, от которого все зависит. Можно и на Афоне рыбу ловить, а можно и здесь, в большом городе, жить в присутствии Божием. Тут уже все зависит от нашего выбора, произволения.

  Если ты стал монахом, то должен понимать, что не от одежд монашеских все зависит, а от внутреннего состояния, работы над собой. Надо благодарить Бога за то, что Он тебя выбрал, заметил. Он тебя, можно сказать, обнял и прижал к Себе, и ты должен ответить на это объятие  

Есть два определения монашества. Одно мы все знаем: монашество — это мученичество. А у оптинских старцев монашество — это блаженство. Знаете, я за сочетание этих определений, за середину. Я считаю, что если ты стал монахом, то должен понимать, что не от одежд монашеских все зависит, а от внутреннего состояния, работы над собой. Ну и, безусловно, нужно благодарить Бога за то, что Он тебя выбрал, заметил. Он тебя, можно сказать, обнял и прижал к Себе, и ты должен ответить на это объятие. Нам нужно говорить: «Благодарю тебя Господи, я буду стараться. Благодарю тебя, что Ты меня выбрал и привел в этот рай». А мы на Его любовь отвечаем малодушием, унынием, ропотом, недовольством…

Нужно всегда помнить, что время — это всего лишь вспышка. Нам дана уникальная возможность приготовить свою душу к встрече с Богом. Вечность зарабатывается нашим смирением, осознанием того, что без Бога мы ничто.

Старец Иосиф Исихаст в «Изложении монашеского опыта» часто употребляет слово «глина» относительно человеческого естества. Когда я еще не был монахом, это слово как-то мною не воспринималось. А сейчас, когда я несу административные послушания, я стал его понимать. Мы только орудия, через которые Бог может действовать. Если у нас хоть малейший помысел возникает, что мы что-то значим, то Господь обязательно попустит какое-то падение — для нашего смирения.

<< Часть перваяБеседовала инокиня Иоанна (Панкова)

Фотографии Дарии Чечко

22.08.2017