Древность в современном звучании (часть первая)
Что мы знаем о великой, о древней и необъятной Византии? Много или мало, но у каждого из нас — свой взгляд, свое личностное восприятие ее исторического и духовного наследия. Хороший повод поговорить на тему творческого восприятия шедевров древности — новый, уникальный аудиоальбом «Моя Византия». Если кратко — это сборник духовных, богослужебных песнопений византийского распева в авторской интерпретации современного молодого певца и композитора. А более детально беседуем о диске с его создателями: Эдуардом Ланге — певчим Праздничного хора монастыря, солистом вокальной группы «Камерата»; монахиней Иулианией — регентом Праздничного хора Свято-Елисаветинского монастыря; Константином Кармановым — звукорежиссером и руководителем монастырской аудиостудии, певчим Праздничного хора.
В начале было…
Почему такое смелое, амбициозное название — «Моя Византия»?
Эдуард Ланге: Мы не хотели сделать диск, выверенный по всем церковным канонам. Скорее, это предположение о том, как современный человек, может, даже и невоцерковленный, ощущает, чувствует Византию. Например, видит себя на месте того человека, который мог во времена Византийской империи в пустыни петь псалмы, молиться. Это мое, как исполнителя, представление о Византии. То, как я вижу ее и Православие в этом контексте. С другой стороны, часть диска — это древние византийские распевы.
Монахиня Иулиания: Причем, все тексты песнопений канонические.
Эдуард Ланге: На этой основе было достаточно легко сделать свою…
…концепцию?
Монахиня Иулиания: Именно. Здесь глубокая концепция, она продумана очень давно — работа над диском шла четыре года. Этот диск создавался мучительно. Мы менялись — и он менялся.
А вообще, чья это была идея? Раскройте черный ящик: что? где? когда?
Монахиня Иулиания: Наверное, идея витала в воздухе — вокруг меня и вокруг Эдика. Он к тому времени уже стал в нашем хоре исполнять песнопения византийского распева, причем, с сербским и болгарским акцентом. И мы видели, что это очень свежо и очень нравится людям, они воспринимают это как перекличку эпох, времен, народностей. Мы пели и в храме, и на концертах, там это вызывало бурные аплодисменты.
А почему Праздничный хор стал использовать такую технику пения с акцентом? Что это за прием?
Монахиня Иулиания: Эти песнопения мы поем на церковнославянском. Сербы, болгары и некоторые другие православные народы тоже поют в храме на этом языке — каждый со своим акцентом…
Эдик много солирует у нас в хоре, и мне показалось, что его талант достоин сольного диска. Мне давно хотелось показать возможности его голоса. Должно было что-то родиться, что-то близкое к его тембру, его манере пения — более современной.
Кстати, мое основное впечатление от нового альбома именно такое — древность в современном звучании.
Монахиня Иулиания: Этого мы и хотели достичь!
Эдуард Ланге: Наверное, наш Державный храм, то, в каком стиле он создан, повлиял, и у матери Иулиании начали рождаться песнопения с византийскими распевами для Праздничного хора. Мне тоже захотелось сделать что-то в подобном стиле.
Поехали!
Итак, начался творческий процесс...
Эдуард Ланге: Музыка для псалмов рождалась дома, перед компьютером и микрофоном. Записывались какие-то импровизации, потом что-то интересное высылалось для оценки матери Иулиании.
Монахиня Иулиания: Он присылал мне по интернету, я слушала, критиковала, комментировала. Вначале мне это понравилось очень! Но потом мы преодолевали серьезный период несовпадения мнений. Нужно было найти золотую середину, чтобы звучание, не было совершенно свободно от православной — строгой и в то же время душевной — интонации, чтобы не уйти полностью в джаз. Эдик же, кроме всего прочего, — джазовый певец. Поэтому такая опасность была.
Мы показали отцу Андрею первую версию — «приджазованную». И он сказал, что это здорово, что пусть будет что-то такое, чего еще не было. Батюшка же наш по сути своей — новатор. И потом, на каких-то этапах, когда у меня были сомнения, он их разрешал: «Пусть записывает».
Значит, в этой записи Эдуард выступал не только как певец, но и как композитор?
Монахиня Иулиания: Как композитор и аранжировщик.
Эдуард, он же Эдвард, он же Эдик
Эдуард Ланге (имя Эдвард — псевдоним) учился в Республиканской гимназии-колледже при Белорусской государственной академии музыки по специальности валторна. Затем закончил консерваторию. С 2004 года начал петь в Праздничном хоре монастыря, до этого пел в храме иконы «Неупиваемая Чаша». Еще в колледже, в возрасте 18-ти лет, начал сочинять музыку для церковных песнопений, на стихи иеромонаха Романа.
После консерватории некоторое время учился в Минском университете культуры и искусств на кафедре эстрадно-джазового вокала. Три года провел в Москве, где стал членом группы «Кристал хорус». После возвращения в Минск вошел в состав ансамбля «Камерата» и по-прежнему поет в хоре монахини Иулиании.
Паралитургическая музыка
Костя, а для тебя, как руководителя аудиостудии монастыря и звукорежиссера, каким образом начался этот проект?
Константин Карманов: Когда мать Иулиания пригласила меня послушать «некие» записи с вопросом: «Как тебе это?», я уже понимал: формат будет нестандартный, раз так спрашивают, экспериментальный. Послушал и убедился, что с таким вариантом я еще не встречался. Был некий эталон подобного сольного пения — иеродиакон Герман Рябцев. Была какая-то аналогия с ним слышна, но было и что-то свое. Я сказал: «Наверное, кому-то это будет интересно». Сам же к этому творчеству никак не проникся, потому что такой жанр мне не близок. Вокал выше, чем инструментальное звучание.
Исполнителя не трудно было узнать, и я удивился, что этот человек таким занимается. Эдик поет и далеко не церковные сочинения, но то, что он церковную музыку слышит так, мне было очень интересно.
Но такое новаторство не оттолкнуло?
Константин Карманов: Нет. Я понимал, что при удачном стечении обстоятельств из этой попытки может вырасти какое-то глобальное направление…
Чего? Церковного искусства?
Константин Карманов: Да. Будем говорить так — паралитургической музыки.
Монахиня Иулиания: Около-литургической. Паралитургическое творчество — это что-то, имеющее отношение к Божественному, но не богослужебное.
Этот альбом — целостный. Он так задуман. Мы очень скрупулезно выбирали тексты богослужебные, к которым Эдик написал свою музыку, а все остальное — это аутентичные песнопения византийского распева или каких-то его разновидностей. Потому что Византийская империя была огромна.
Эдик же историю Византии изучал, карту всей империи. Все регионы, которые туда входили. Не надо удивляться, что в альбоме арабские интонации звучат! Они не арабские, а самые что ни на есть византийские, православные. И эти напевы сохранились. Их для нас, современных певчих, расшифровали люди, глубоко знающие тему.
Эдуард Ланге: Мне хотелось, чтобы там были разные краски — и что-то болгарское, и что-то сербское, и арабское (Египет, Сирия), и грузинское, и не забыть про Русь. Поэтому в конце звучит песнопение византийско-русское.
«Моя Византия» для личного, индивидуального прослушивания, для концертного исполнения, для богослужения?
Монахиня Иулиания: Это работа студийная, ее так просто не выйдешь и не споешь. Эдик один, наложением голоса, спел все. Как это можно спеть на сцене? Только под «минус», под свою собственную фонограмму. Такой опыт был недавно на «Альтернативном понедельнике», и очень хорошо получилось.
На богослужении мы тоже поем некоторые из этих песнопений, только в моей обработке для хора. Эдик их выбрал для своего альбома и кое-что по-своему аранжировал, более сложно.
Музыкальная ткань, или дело техники
Насколько трудоемкой была работа звукорежиссеров?
Константин Карманов: Встал вопрос: а как же это записать? Ведь то, что Эдик присылал, это были некие макеты, эскизные наброски. Мы, звукорежиссеры, послушав это, делаем какой-то свой анализ. Как стоматолог смотрит и видит, какие у человека пломбы стоят, какие дефекты при улыбке, — так и звукорежиссер слышит в музыкальной ткани, как это сделано, какие трудности будут, чтобы ее доработать. Мы послушали музыкальную ткань, и стало сразу понятно, что работы здесь немерено.
Это не та запись, за которую можно взяться как под воду нырнуть-вынырнуть и сказать: все — записано. Здесь нужно нырять несколько раз. В первый раз мы записываем что-то одно, во второй — что-то другое. И так по многу раз возвращаемся — нанизываем, прослаиваем. Это как некое кулинарное искусство — один слой, второй, третий… подождали, пока они между собой среагировали.
Есть в западном мире такое модное слово «продюсер». Он обычно говорит: «Да, именно так хочу». В некоем смысле функция продюсера была возложена на мать Иулианию.
Но мнение Эдуарда и звукорежиссера тоже ведь учитывалось?
Монахиня Иулиания: Конечно, но если мы сильно расходились во мнении, то искали. Искушения были. Это же новое дело, по благословению духовника, и враг не дремлет… Нам очень не хотелось скатиться в банальную попсу, где от православия уже ничего бы не осталось, а были только новшества и модерновые, ультрасовременные штучки...
А как главный звукорежиссер влиял на процесс?
Константин Карманов: Я, как человек практичный, не люблю делать такую работу, где нужно все заново переделывать. Если писать, то давайте лучше сразу продумаем, как это делать, и потом начнем писать. Мне хотелось делать все разумно.
Монахиня Иулиания: Мы — музыканты с высшим образованием. Костя не просто звукорежиссер, он — регент, магистр искусствоведения, студент семинарии, человек, который с детства в храме, с двенадцати лет в алтаре. Он дисциплинировал полет нашей фантазии. Но у нас были и замечательные моменты, когда что-то рождалось…
…на лету, в процессе записи? В общем, хоть и семь потов сошло, но вы получили массу радости от творчества?
Монахиня Иулиания: Я — да.
Константин Карманов: Какие-то моменты нельзя обрести, не выстрадав. Были и трудности, которые не удавалось преодолеть технически.
Монахиня Иулиания: То же сведение — это не просто расстановка песен в альбоме в нужном порядке…
Константин Карманов: Стоит задача из записанного смонтировать один безупречный вариант: ведь не все дубли бывают качественные. Сначала было записано 60 дорожек, а к сведению мы вышли на 150!
Беседовала Елена Наследышева
Продолжение следует…
09.01.2016