В Духе Святом мы не расстаемся

Протоиерей Андрей Лемешонок: Церковь собирает и хранит жития святых — людей, которых освятила любовь Божия. Мы читаем эти жития для укрепления нашей веры. Для нас они живые свидетельства победы над смертью и грехом. Но и каждый человек, который вошел в храм и остался в нем, проживает минуты святости. Встреча с Богом освящает нашу жизнь, наши намерения и усилия в служении Святой Церкви, в служении ближним. Монастырь, сестричество — это школа жизни, где братья и сестры учатся жить с Богом, учатся жить, побеждая смерть и то одиночество, в котором душа находится без Бога.

Татьяна Масалович, погибшая 27 ноября 2011 года вместе со своими детьми Сергеем и Анечкой, была сестрой милосердия и с самого основания Свято-Елисаветинского монастыря, более десяти лет, трудилась при обители. Для очень многих людей, связанных с жизнью монастыря, она была близким, родным человеком.

Победа над смертью и воскресение — вот цель каждого христианина, всех, кто прикасается к жизни Церкви. Бог собирает в Свой сад совершенно разных людей. Он каждому отводит особое место, доверяет особое задание и потом взращивает, очищает, удобряет человеческое сердце. И любовь Божия, Его забота приносят свои плоды. Для нас жизненно необходимо видеть, что Господь всегда рядом: Он воспитывает и учит человека новой жизни, бережно и терпеливо готовит нас к переходу в мир иной, и мы постепенно вырастаем, и эта земля становится уже тесной для души, которая всю себя отдала в руки Божии.

Будем жить с надеждой на встречу с нашими близкими, ушедшими от нас. В Духе мы не расставались, ведь у Бога все живы. И мы верим, что через молитву Церкви, через литургию мы всегда вместе.

Из статей и выступлений сестры Татьяны Масалович

на собраниях Сестричества в честь святой преподобномученицы Великой княгини Елисаветы

Весь путь человека на земле — это путь к Богу. Все события жизни, особенно скорбные, пробуждают душу, и она рано или поздно задумывается о вечном. Время создания нашей семьи совпало с периодом моих внутренних терзаний и переживаний. Моя бездомная, искалеченная душа не находила покоя, не находила места, где она могла бы согреться. Плоды моей жизни без Бога, можно сказать, набирали силу и сказывались на моих поступках. Отношения с мужем строились на своеволии, на гордыне, на человеческой правде, которая не знает и не понимает путей Божиих. Когда Сереже было десять месяцев — понесла его крестить в храм и по милости Божией крестилась сама. Зерно упало на каменную почву, но самое главное, что оно упало. Появилось желание познакомиться с верующими людьми, которые знают Бога, и Господь исполнил это через два года. Запомнился первый разговор с батюшкой, отцом Андреем. Я пыталась что-то доказывать ему, считала себя образованным (даже в духовной жизни) человеком. Батюшка сказал: «Бедная, ты гоняешься за звездой, которая на небе, а надо уже учиться ходить ножками по земле». Эти простые слова коснулись моего сердца. Начались мои первые шаги «по земле», которые, конечно, не могли быть вне храма. Помню, что не было радости от встречи с Богом, была только боль от греха. Все мои попытки воцерковляться имели тяжелый характер: надо было или все менять, вырывать с кровью, или оставаться в своем болоте. Но рядом был человек, который поддерживал, старался понять мои терзания и мое желание что-то изменить в нашей жизни. Мы повенчались. Так Господь потихоньку собирал все, что мы успели разрушить, помогал увидеть красоту в близком человеке и смириться иногда перед этой красотой.

Часто было очень трудно смириться перед недостатками друг друга, понять, простить, уступить. В силу своей неорганизованности я очень мало времени отдавала семье — и дома, и на послушании все держалось на милосердии Божием, на молитвах батюшки и сестер, на любви и терпении моего мужа. И Господь увенчал терпение мужа дорогим подарком — родилась дочка, которую он ждал много лет. Долгое время я жила в ожидании очередного вторника. На беседах, которые проводил батюшка, я получала ответы на все наболевшие свои вопросы. Потом Господь благословил трудиться в стенах монастыря и 2-й больницы. Я вместе с сыном пошла в первый класс: он — в школу, я — в Сестричество. Вот он уже в десятом классе, а я все еще первоклассница. Но благодарю Бога за то, что Он принял меня когда-то в эту школу Любви. Рождение Анечки — это, конечно, для нас чудо Божие. Все очень изменилось в нашей жизни. В доме появился человек, который излучает свет и радость, это тепло согревает нас, помогает помнить Бога, благодарить Его. Ничто не происходит в жизни без действия Божией любви и Божией милости. Когда в семье появляется ангел — радуешься этому маленькому посланнику Неба. На какое-то время становится легче нести свои немощи, появляется надежда на то, что за молитвы этой светлой души Господь помилует и нас, грешных.

Насколько действие Бога прекрасно, настолько же оно и непостижимо. Мне вспомнился день из того периода моей жизни, когда я не знала, в какой стороне находится храм. Я была некрещеной, и в моем лексиконе не было еще таких слов, как отсечение своей воли, смирение или терпение. Я тогда занималась туризмом. Однажды мы собрались в пеший поход в Карпаты. Цветущий край, начало мая, красота, благоухание. Нас предупреждали, что могут быть непредсказуемые, опасные обстоятельства, но даже они не предполагали, что погодные условия так резко изменятся. Мы оказались в абсолютном тупике: видимость была нулевая, упала температура, пошел дождь, потом снег, потом град. Затем ударил мороз, и начался смерч. Мы остановились. Руководителю надо было срочно принять решение, ведь он отвечал за жизни людей. Первый вариант был — спуститься в долину. Внизу был виден белоснежный рай цветущих деревьев, но один из нас едва не провалился в ледник, его еле успели вытащить. В Карпатах это время ледников — начинает таять снег, и можно провалиться в ущелье и погибнуть. Второй вариант был — остаться, разбить палатку и переждать. Наш руководитель выбрал третий вариант: повернуть назад и идти много-много километров туда, откуда мы пришли. Перед походом была договоренность, что должно быть безоговорочное послушание руководителю. И вот мы поворачиваемся и идем за ним. Удивительно это вообще вспоминать: у тебя уже от холода ничего не шевелится, а нужно переставлять ноги и идти след в след, ни в коем случае не отклоняясь ни вправо, ни влево... Просьба была — не паниковать и идти, сколько есть сил. Человек, который шел передо мной, обернулся и дал мне конфетку, а я не смогла ее взять, и эта конфетка упала на снег. И я почувствовала какую-то обреченность. С нами был человек, который воевал в Афганистане. Он вспоминал потом, что шел тогда и думал: «Я смотрел смерти в лицо, я хоронил товарищей, я из таких передряг вышел живым. Неужели такая нелепая смерть ждет меня в этих снегах?» Помню, был внутри протест: «Куда он нас ведет? что он с нами делает! И почему он выбрал самый ужасный вариант, когда каждый шаг все дальше отделяет тебя от жизни — от райских садов внизу?! А он ведет тебя на верную погибель, потому что неизвестно, сколько еще идти!..»

Спасала одна-единственная мысль, что я не имею права никого подвести, что я должна сделать все, чтобы из-за меня не было ни у кого проблем. И этот долг перед другими привел меня в чувство: раз все идут, значит, и я должна идти. И мы дошли до избушки, где было уже безопасно, где было тепло. Вся христианская жизнь состоит из шагов, которые надо делать. И каждый день надо отказываться от рая земного, который остается позади, и тебе очень тяжело, но тебя ведут и говорят, что надо идти, потому что там спасение и там вечная жизнь. А ты еще не знаешь, какая это жизнь, какое это спасение и как твоей душе будет там хорошо. Ты не знаешь этого и даже не хочешь знать, ты чувствуешь только то, что тебе сейчас невыносимо трудно и больно.

Господь ведет душу, и мы в таком своем состоянии можем всего лишь идти шаг за шагом: пытаться исповедоваться, бороться с грехом, отрекаться от своей воли.

Мы здесь, на земле, в гостях и, как батюшка говорит, надо собираться домой. И надо почаще думать об этом, помня о том, что здесь все дается для того, чтобы приготовиться, собраться туда. Святые отцы говорят, что состояние человека определяется состоянием его ума, и самое тяжелое — это хранение ума и трезвение. И ты понимаешь, что ты ни того, ни другого совсем не имеешь. Очень тяжело следить за собой, очень тяжело быть внимательным, очень тяжело постоянно думать о грехе и бороться с грехом, постоянно находиться в напряжении. И ты всегда перед собой видишь пропасть, о которой говорит отец Софроний (Сахаров) — когда у человека уже нет выхода: ты не можешь идти вперед, а обратно уже нельзя. И жить над этой пропастью каждый день очень тяжело. И ты признаешься Богу: «Господи, я не могу. Я хочу отвлечься, забыться, я хочу уйти отсюда». И это состояние неправильное, потому что этим ты сознательно говоришь: «Господи, я не хочу спасения».

Чем я сейчас живу? Теми теплыми моментами, когда Господь каким-то образом прикасался ко мне. Тогда уже не было внутреннего надрыва, не было вопросов, как тебе жить, как тебе быть и что тебе делать. Я пережила недавно такое состояние, словно еще чуть-чуть — и я буду дома. Мы с ребенком приехали на Рождество на службу. В переполненный храм зайти уже было невозможно, и для меня Божественная литургия прошла под елочкой в буквальном смысле слова. Было звуковое оснащение, то есть можно было, находясь на улице, слышать службу. Я говорила: «Господи, или я в жизни никогда ничего не слышала и не видела, или у меня просто сейчас такое состояние души». Даже когда я была ребенком, я не знала такого ощущения сказки, чуда, какое коснулось меня в эту незабываемую рождественскую ночь.

Сегодня на проповеди за Божественной литургией батюшка сказал слова, которые вместить по-человечески невозможно. Он сказал, что если мы в этой жизни не прикоснемся к вечности и ее не поймем, не проживем, то за порогом мы тем более ничего не поймем. И тогда встает вопрос: что может побудить человека прикоснуться к вечности на земле? И что может подвигнуть человека не грешить? Благодаря чему человек может смириться на малую песчинку, которая приблизит его к вечности? Преподобный Исаак Сирин писал, что разумный человек — это тот, кто уразумел, что есть предел у этой жизни. Он может положить предел всем своим согрешениям. Я хочу спросить: что это за тайна такая великая, почему невозможно уразуметь, что есть конец твоей жизни? Я сама себе задаю этот вопрос. Диакон Андрей Кураев в своей книге «Школьное богословие» пишет: «В конце концов тот смысл, который мы вкладываем в понятие "жизнь", мы вкладываем и в понятие "смерть"». И еще он говорил как-то, что, к сожалению, мы бессмертны, к сожалению, у нас будет воскресение и, к сожалению, мы будем отвечать.

Что значит это слово «к сожалению»? Ведь верующий человек уповает, он чает воскресения мертвых. Тогда почему «к сожалению»? Потому что мы не хотим, мы боимся, и нам очень страшно об этом думать, и никто из нас не хотел бы предстать перед Судом Божиим. Я услышала от батюшки слова: «Суд — это не страх, который мы испытываем, когда даже слышим это слово или произносим его, а это совершенно другое действие. Суд — это когда любовь Божия пронзит вас до последней клеточки и просветит вас настолько, что вы увидите всю мерзость свою, вы увидите каждый час, минуту, секунду своей жизни и всех людей, против которых согрешили даже на уровне мыслей. И вот это все будет открыто».